«Скоро зазвонят колокола, — говорю я. — И тебе придется сразу уехать домой, правда?»
Она не отвечает, только крепко и нежно сжимает мою руку, словно мы, освободившись от земного притяжения, парим в безвоздушном пространстве, словно мы с ней напились межгалактического молока и перед нами распахнулась вся Вселенная.
Мы проходим мимо Исторического музея и подходим к Дворцовому парку. Я знаю, что в любую минуту может показаться новое такси. Знаю, что вот-вот колокольный звон возвестит приход Рождества.
Я останавливаюсь и загораживаю ей путь. Осторожно глажу ее по влажным волосам и задерживаю руку на серебряной пряжке. Пряжка холодна как лед, и тем не менее она согревает меня. Подумать только, я осмелился к ней прикоснуться!
Потом я спрашиваю: «Когда мы увидимся?»
Она смотрит в землю, потом поднимает на меня глаза. Зрачки ее беспокойно бегают, мне кажется, что у нее дрожат губы. И тут она задает мне загадку, над которой я потом долго ломал голову. Она спрашивает: «Сколько ты можешь ждать?»
Что я должен был ответить на этот вопрос? Может, это была ловушка? Если бы я ответил «два или три дня», я бы показался слишком нетерпеливым. Если бы сказал «всю жизнь», она бы подумала, что я или недостаточно искренне люблю ее, или, что уже совсем просто, вообще неискренен. Следовало выбрать что-то среднее.
Я ответил: «Я могу ждать, пока мое сердце не изойдет кровью».
Она неуверенно улыбнулась. Провела пальцем по моим губам. Потом спросила: «И как это долго?»
Я сокрушенно покачал головой и предпочел ответить как есть: «Кто знает, может, всего пять минут, не больше», — сказал я.
Ее явно обрадовал мой ответ, но она прошептала: «Хорошо бы ты сумел потерпеть немного дольше…»
Теперь уже ответа запросил я. «Насколько дольше?» — поинтересовался я.
«Тебе придется ждать меня полгода, — сказала она. — Если сможешь прождать полгода, мы снова увидимся».
Кажется, я вздохнул: «Почему так долго?»
Лицо Апельсиновой Девушки замкнулось. Она словно заставила себя ожесточиться. И сказала: «Потому что ровно столько ты должен меня ждать».
Она видела мое разочарование. Наверное, поэтому она прибавила: «Но если ты выдержишь этот срок, то следующие полгода мы с тобой будем видеться каждый день».
Наконец зазвонили колокола, и я убрал руку с ее влажных волос и с серебряной пряжки. В ту же минуту на Вергеланн-свейен выехало такси. Час пробил.
Она смотрит мне в глаза, словно молит о чем-то, прежде всего о понимании, она просит меня напрячь все силы и весь разум. И опять у нее в глазах стоят слезы. «Счастливого тебе Рождества… Ян Улав!» — с трудом выдавливает она, потом выбегает на дорогу, останавливает такси, садится в него и машет мне на прощание. Это знак судьбы. Машина набирает скорость, но Апельсиновая Девушка не оборачивается, чтобы взглянуть на меня в заднее стекло. По-моему, я плачу.
Я остолбенел, Георг. Я был вне себя. Я выиграл миллион в лотерею, но длилось это всего несколько минут, потом мне сообщили, что в моем билете есть какой-то дефект и выигрыша я не получу, а если и получу, то еще очень не скоро.
Кто же она, эта таинственная Апельсиновая Девушка? Сколько раз я спрашивал себя об этом! Но теперь всплыл новый вопрос. Откуда она знает, как меня зовут?
Колокола продолжали звонить и на соборе, и на других церквах в центре, они возвещали Рождество. Улицы были пусты, и, может быть, именно поэтому я несколько раз громко прокричал свой вопрос, обращаясь к декабрьскому небу, он звучал почти как песня: «Откуда она знает, как меня зовут?» И сразу, не менее навязчиво, возник еще один вопрос: почему она хочет встретиться со мной только через полгода?
Словом, мне было над чем поломать голову. Но проходили дни, а я так и не нашел подходящего ответа просто потому, что не знал, какой ответ можно считать правильным. Мне было почти не за что зацепиться, хотя я и тогда уже был помешан на толковании знаков, другими словами, умел ставить диагноз.
Нет сомнений, что Апельсиновая Девушка серьезно больна и ей прописана строгая апельсиновая диета. Скорее всего, ее ждет полугодовой курс лечения в Америке или в Швейцарии, потому что здесь, дома, ей больше ничем помочь не могут. Как бы там ни было, а всякий раз, прощаясь со мной, она плакала. Однако, с другой стороны, она намекнула, что всю вторую половину наступающего года, то есть с июля по декабрь, мы сможем видеться каждый день. Сперва я должен буду полгода ждать Апельсиновую Девушку, а потом полгода смогу видеть ее
