Мы попали в бесконечный зал, где снова были величественные белые стены, с золотой отделкой. Африканские деревянные статуэтки, белые гипсовые статуи, картины в золотых рамках, мебель разных стилей – все это делало помещение необычным и величественным по-королевски.
– Здесь живу я, – сказал Гай.
– Здесь? – удивилась я.
– Да. Но только тогда, когда нахожусь в Париже.
Я немного прошла вперед, осматривая все вокруг. Это помещение не могло не восторгать. Конечно, ничего похожего с квартирой Эрнеста, где все обложено мамиными салфетками с цветочками.
Но все равно, эта квартира как-то не ассоциировалась с Гаем. Мне казалось, что у него немного другой вкус.
– Эта квартира когда-то принадлежала моим родителям, – словно прочитав мои мысли, сказал Де Круа.
– Я слышала о твоем детстве и их гибели, мне очень жаль, – я поняла, что это место дорого ему совершенно не из-за интерьера.
– Когда я вернул весь бизнес, выкупил ее. Здесь все осталось так, как было, когда они еще были живы. Многие их личные вещи были распроданы предыдущим хозяином, но большинство из них удалось вернуть на свое место.
В его голосе слышалась горечь. Боль. Я поняла, что он открыл мне что-то очень дорогое для себя. Он подошел ко мне сзади и обнял. Мы стояли посередине зала и молчали. Мне было все понятно. Ему тоже. И не надо было лишних слов и объяснений. Все прозрачно…
– Но, что же мы? – как будто проснувшись, спросил он, – шампанского? Почему мы не празднуем твое день рожденья?
Он подозвал к себе дворецкого, отдал тому приказ и взял меня за руку:
– А теперь мы отправляемся на небольшую вершину мира.
Он провел меня через весь зал, мы поднялись по широкой лестнице, которая больше подошла бы дворцу, нежели квартире, и вышли на невероятных размеров террасу. На ней запросто можно было бы разместить три-четыре вертолета. Здесь все было не менее шикарно, чем в зале. У перил стояли кадки с цветами и деревьями. Изысканная мебель и статуи дополняли впечатление. А вид с террасы открывался на Эйфелеву башню. Уже смеркалось и на башне зажгли огни. Это непередаваемое зрелище восхитило меня до глубины души. Да, его родители знали толк в красоте.
Я засмотрелась на нее и не заметила, как дворецкий принес шампанское и фрукты.
– Обед будет чуть позже, – сообщил Де Круа.
Мы сели за стол. Я немного отпила из своего бокала. Впечатления переполняли меня и вот теперь очень хотелось поговорить. Гай, снова угадал мое желание:
– Спрашивай, – сказал он, глядя на меня своими глубокими темными глазами, которые в этом парижском закате казались еще глубже, словно бесконечный тоннель, по которому неудержимо хотелось отправиться в такое же бесконечное путешествие.
– Я почти ничего не знаю о тебе, за исключением того, что говорили по телевизору.
– Многое из того, что они говорят – правда.
– Про твою семью?
– Да. Их убили. Всех.
– Я слышала, что тебе пришлось нелегко. Твой дядя помог тебе, – я помолчала.
Был один вопрос, который я очень хотела ему задать, но слишком боялась услышать ответ. Потому, что этот ответ изменит все. Для меня он изменит все. Я боялась задать этот вопрос, но вместе с тем была прост обязана сделать это.
– Это не то, что ты хотела спросить, – опять угадал он. У меня что, все на лбу написано?
– По телевизору говорили еще об одной вещи, – решившись и как будто прыгнув с обрыва, продолжила я, – говорили… что это именно ты уничтожил убийц твоих родителей. Все те убийства, что перечисляли в СМИ… Ужасы… Я…я… не верю. Конечно, они все врут…
Он молчал. И смотрел на меня не мигая. Не отрицал…
– И когда… Мои одноклассники,– продолжила я, – когда их поймали… Их кто-то сделал инвалидами… И наркотики, которые нашли при них… Во всем этом обвиняют тебя…
Я вглядывалась в его лицо, в надежде увидеть… увидеть его улыбку, усмешку… Пусть он засмеется и скажет, что это ерунда! Бред!
Но, он молчал.
– Я не верю этим слухам… На телевидении же всегда врут…
Он молчал. Не отрицал.
– Я не верю, – я помотала головой.
Нет этого не может быть! Он не может оказаться жестоким убийцей! Я почувствовала сырость, слезы сами собой застелили глаза. Это значит только одно – наши отношения не могут продолжаться.
