Получив от Павлова материалы проверки по заявле-нию руководства фирмы «Слово и дело», по уже сложившейся традиции по прибытию в свой кабинет, состоящий из довольно просторного зала и почти незаметной пристройки — закутка, в котором можно было не только переодеться, но и хранить некоторые вещи, а также во время ночных дежурств «перекемарить» на принесенной из дома раскладушке, если, конечно, оперативная обстановка позволяла, Махов решил сразу же их изучить, не откладывая в долгий ящик.
«Ну, что ж, — отодвинув в глубину чистой, не заваленной бумагами и делами столешницы двухтумбового канцелярского стола изученный материал, со специфическим привкусом следственной процессуальной лексики подумал начальник СО, — дело ясное: классическое мошенничество, совершенное группой неустановленных по делу лиц, возможно, кавказцев, с использованием подложных документов. Задача посильная не только Паромову, на котором настаивает Павлов, но и Карих Сергею, и Подарковой Марине, вместе с мужем «выжатой» националистами из солнечного Узбекистана, где также работала в органах МВД. Любой из них справится без особого труда. Только закавыка в одном: где теперь искать самих мошенников, если в момента самого факта завладения до настоящего, — он взглянул на электронные часы, показывающие не только время, но и дату, — прошло уже целях тринадцать суток. Считай, две недели… Да за две недели можно не то что из Курска уехать, но и земной шар облететь не один раз. Причем, вместе с похищенными стройматериалами. Видать, на фирме все денежки ждали да гадали, а потом опер из ОБЭП волокитил, а следствие теперь эту бодягу расхлебывай. Впрочем, чего напрасно пар пускать… этим делу уже не поможешь. Стопроцентный «глухарь».
Махов достал из внутреннего кармана черного гражданского пиджака (следственным работникам, как, впрочем, и оперативникам, разрешалось выходить на службу в гражданской одежде по причине недостачи форменной для наружных служб) авторучку с золотым пером. Махов даже в мелочах проявлял педантизм с завидным упорством и постоянством. И на отрывном листке быстро набросал краткое указание старшему следователю Паромову о возбуждении уголовного дела по признакам части третьей статьи 147 УК РСФСР.
Уголовного кодекса Российской Федерации еще не было, он только находился на стадии разработки, поэтому пользовались уголовным кодексом еще Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, правда, изрядно «модернизированном» в 1994 году, из которого был убран раздел о хищении и уничтожении государственной и социалистической собственности и введен термин о хищении «чужой» собственности.
Окончив таким образом процедуру руководящего наставления для следователя, Махов подколол листок с указанием скрепкой к материалу и улыбнулся иронически: «То-то Паромов обрадуется такому подарку…». По всему было видно, что намечался очередной «висяк», «висун» или «глухарь», к которым ни один следователь особой радости не испытывал: работы было много, а результат — нулевой.
Паромов между тем находился в своем служебном кабинете, разделяя его с коллегой Карих Сергеем, и в поте лица допрашивал цыганку Розу Ивашевич, изрядно поколоченную ее мужем Саввой Ивашевич. Налицо были признаки части первой статьи 108 УК, и дело уже шло к финальному завершению. Но потерпевшая Роза под нажимом всего цыганского сообщества (только самих братьев Ивашевич было семь, не считая их жен, детей и прочих родственников, проживающих не только на поселке Магистральном по улице Веселой, но и на территории всего города) подала встречное заявление о примирении с мужем и требовала прекращение уголовного дела.
Цыгане, почти сплошь малограмотные (по крайней мере те, с которыми приходилось сталкиваться Паромову), официальных органов власти, в том числе и милиции, побаиваются — видно, жизнь к тому приучила — при общении с сотрудниками милиции наедине, без поддержки своих соплеменников и сородичей, они враз теряют природную сметку и понятливость, как, впрочем, и остатки грамотности, но только не уп-рямство.
