— Ну вот, начинается работа. Трогай. Ребята поведут их. А мы будем в арьергарде.
Примерно через квартал Борода и его спутник свернули на улицу Хабарова. Бычков подогнал машину к перекрестку, притерся к тротуару.
— Я сто первый, я сто первый. Как дела?
— Я сто третий. Пока спокойно. Топают, как на прогулке.
Прошла минута, вторая…
— Я сто второй, я сто второй! Они сели на автобус третьего маршрута. С ними сто четвертый. Подберите меня у табачного киоска на Хабарова.
Оперуполномоченный Семин был щуплый, маленький, вихрастый и совсем походил бы на мальчишку, если бы не угрюмо-печальное выражение лица и внимательный, пристальный взгляд. Он плюхнулся на сиденье, отдуваясь.
— Жарко. Давно такого лета не было.
— Какой госзнак у автобуса? — спросил Мохов, протягивая оперативнику пачку сигарет.
— Двенадцать — двадцать четыре.
Они нагнали его быстро. Бычков не рискнул подъезжать вплотную, а приткнулся в хвост к красному «Москвичу», который шел за автобусом. Возле остановки, когда автобус стал притормаживать, Бычков вслед за «Москвичом» обогнал его, чтобы через некоторое время вновь пристроиться в нескольких метрах сзади. Но этого не понадобилось.
— Я сто четвертый, на остановке «Детский городок» они вышли.
— Ну все, я пошел, — сказал Семин, вздыхая. Он открыл дверцу и раздраженно заметил: — Просто Сахара какая-то.
Некоторое время «Нива» не двигалась с места. Мохов ждал очередного сообщения. Голос Семина ворвался неожиданно. Оперативник говорил зло и отрывисто:
— Я сто второй. Они перепроверяются, свол… Слышите меня? Вернее, не они, а Борода.
— Они вас заметили? — встревожился Мохов.
— Думаю, что нет, но работать тяжело, оглядываются на каждом шагу. Они идут к универмагу.
Универмаг выстроили недавно. Проектировали его молодые архитекторы из Новосибирска. С виду он напоминал огромный кубической формы аквариум, набитый мелкой рыбешкой, потому что уже издалека можно было различить за стеклами беспорядочно двигающихся по четырем этажам универмага покупателей. Горожане так и называли магазин — Аквариум. Мохов знал, что человеку опытному, знающему универмаг и прилегающие к нему улицы города, уйти в Аквариуме от наблюдения было не так трудно. Вечером универмаг всегда ломился от людей, в нем имелось много потайных уголков, где, переждав немного, преследуемый мог, затерявшись в толпе, уйти через один из четырех выходов. Если Борода заметил, что его «ведут», то его действия сейчас были вполне оправданными.
— Нет худа без добра, — ни к кому не обращаясь, заметил Мохов. — Раз он перепроверяется, значит, сомнений нет, мы попали в цвет. — Он усмехнулся. — Смотри-ка, стихами заговорил.
— Я сто второй. Они вошли в универмаг.
— Вас понял, — Мохов кивнул Бычкову. — Давай к Аквариуму.
— Я сто второй, он опять перепроверился и весьма примитивно, — в голосе Семина Мохов уловил усмешку. — Вошел в магазин и сразу вышел. Сейчас снова двинул обратно.
— Второй с ним?
— Как привязанный.
— Ты осторожно смотри.
— На том стоим.
День угасал. Небо порозовело. Стены, окна домов приобрели красноватый оттенок. Свежий ветер играючи уносил духоту.
Шли минуты, оперативники молчали. Но вот зашелестела рация.
— Ты видишь его? — Это был голос Семина. Оперативники переговаривались между собой.
— Нет, — Мохов уловил в голосе сто третьего растерянность.
— Потеряли?! — вмешался он.
— Я сто третий. Как в воду канул.
Мохов со злостью хлопнул по приборному щитку, словно он был в чем-то виноват.
— Осторожней, — буркнул Бычков.
— Ищите, ищите, — Мохов с трудом сдерживал себя.
— Кавказец пошел к выходу, почти бежит.
— Давай за ним, — приказал Мохов, — а сто четвертый пусть Ищет. Сто четвертый, слышишь меня?
— Слышу, — невесело отозвался инспектор.
— Где ты видел его последний раз?
— На первом этаже, возле бижутерии.
— Я сейчас подойду, а ты ищи его по залу, ищи!
Мохов открыл дверцу, бросил Бычкову уже с тротуара:
— Жди!
Чтобы не привлекать внимания, он старался идти медленно. Неспешный шаг удавался с трудом. Последние метры до магазина он почти бежал. Он втерся в толпу и с милой улыбкой, мягко расталкивая покупателей, направился к секции бижутерии. Две хорошенькие девушки-продавщицы едва успевали отвечать на вопросы, выдавать товар и выписывать чеки. Лица у них были посеревшие, измученные, но держались они хорошо.
