Жёнка шмыг за ворота усадьбы (даже лошадку седлать не стала, чтобы не было лишней мороки — дорожка-то известная), служивые, таясь — за ней. Вскорости к ним и их начальник присоединился, оставив захмелевшего хозяина дремать за столом.
Долго сказка сказывается, да быстро дело делается. Под утро уже привела простодушная баба служивых к разбойничьему стану, но не успела она разбуженному атаману о беде-опасности сказать-предупредить, как наскочили коршунами служивые, стали сонных станичничков вязать, стали в полон их брать, а тех, кто пытался сопротивляться, казнили на месте безжалостно — такой уж приказ им сверху был дан.
«Это так ты, змея подколодная, за мою любовь и ласку отплатила, — вскричал страшным голосом ничего не понявший спросонья атаман Жиган, — так умри же, подлая! Проклинаю тебя!» И вонзил в сердце боярышни, не успевшей и слово вымолвить в своё оправдание, засапожный нож, с которым никогда не расставался, а затем схватил подвернувшуюся под руку дубину да и кинулся в самую гущу служивых, так как не хотел сдаваться живым. А, может, надеялся, что ещё удастся вырваться из окружения на волюшку. Свалил своей страшной дубиной атаман нескольких служивых, даже их начальника покалечил малость, но обмануть судьбу на этот раз ему было уже не суждено. Смертельно раненого повесили его по приказу старшого на одно из деревьев в окрестности того же самого гиблого места, где он сам производил расправу над попадающими в его руки бедолагами-купцами.
Так погибла изменившая мужу и не спасшая своего полюбовника баба-дворянка, оставшаяся безымянной, так был казнен атаман разбойничков Жиган. Но мало того, наложил на себя руки и обесчещенный дворянин, узнавший о гибели неверной супруги, которую он любил, как говорилось выше, больше жизни своей.
Селение же, в котором, благодаря случаю, хоть и не надолго, но без владельца-хозяина стали жить одни мужики, осталось, даже со временем разрослось. И за ним, а также за небольшой речкой, притоком Свапы, уже навсегда утвердилось название Жигаевки, то есть места, где когда-то разбойничал атаман Жиган. Позднее это поселение, получив по наличию в нём церкви статус села, стало именоваться уже Жигаево, а место, где погибли Жиган и его любовница, а также множество невинно убиенных Жиганом людей, стало называться Гиблым местом, а потом, для краткости, Погибелкой. При этом даже в совсем недавние времена, когда вокруг уже и лесов не стало, и окрестные топи да болота давно пересохли да в пашни превратились, в этом проклятом месте чуть ли не ежегодно гибли люди, и дурная слава его дожила до наших времён. Даже в ясный летний день в этой глубокой лощине, от которой до села-то всего с пяток километров, всегда бывает как-то не по себе любому одинокому путнику. А уж если доведётся там идти женщинам, то даже самые отъявленные атеистки мелко крестятся да спешно шепчут про себя обрывки полузабытых молитв или же плюются через левое плечо да повторяют как заезженные патефонные пластинки: «Чур, меня, чур!» — заручаются незримой поддержкой своих давно умерших предков.
Эта легенда, возможно, и не совсем в таком виде, но была пересказана мной сначала отцу, работавшему начальником отделения связи, человеку начитанному, интересовавшемуся как литературой, так и историей Отечества и даже время от времени печатавшему свои стихи и заметки в районной газете «Знамя колхозника»; человеку, уважаемому не только в семье, но и односельчанами. Авторитет отца для нас, его детей, был непререкаем, и потому, прежде чем идти с услышанной легендой к преподавателю истории, мне, пятикласснику, необходимо было поделиться ею с ним. Отец выслушал все без ироничной или снисходительной улыбки, чем часто грешат взрослыми по отношению к детям, после чего сказал, что он также не раз слышал эту легенду. А затем вполне серьёзно поделился своими сомнениями по поводу имени разбойника — Жиган, пояснив, что такое слово — это продукт более позднего периода социального развития русского общества, когда наше село, по-видимому, стояло уже не один век. Однако тут же добавил, что и в легенде есть доля истины, так как слово «жиган» или, по его мнению, «жигай», что более вероятно, производные от старинных русских слов «выжига», «прожжённый», которыми называли клеймённых ещё с допетровских времён людей. А в более поздний период — некоторых представителей социальных групп, то ли связанных с криминалом, то ли просто опытных, немало повидавших на своём жизненном пути. Кроме всего прочего, рядом с Жигаево есть и деревенька с названием Узник, довольно яв-ственно говорящем о не совсем радостном прошлом края.
