«С ним и заговорить? Повести домой? Сказать, что мама покормит? — подумала Мария. — А он пусть дальше идет…»
Она не успела ничего сказать нищему. Леонтий опередил ее:
— Чего же за гроши-то благодарить, отец? Разве ж это милостыня? Ты в торговые ряды приходи, лавку Леонтия Шорохова найдешь, скажешь там — солониночки трижды просоленной подадут…
— До свидания, — сказала Мария. — Мне близко, я одна дойду…
Что ответил Леонтий, она не слышала, торопливо свернув за угол.
* * *
Харлампий поджидал ее у входа в машинный сарай. Там, в темноте, ухал пар и крутились колеса.
Чумазый, с паклей в руках, он стоял в воротах. С ним рядом стоял такой же измазанный маслом и копотью человек, по виду обычный шахтер, каких в городе тысячи.
— Ой, дядечку, — начала Мария, бросаясь к Харлампию, словно к родному. — Это ж такое было! Матвея чуть казаки не захватили, хорошо поезд шел, так он к нему прицепился, а Леонтий Шорохов почти до самой шахты не отставал. Со вчерашнего вечера меня, что ли, заметил?
— В этом мы сейчас разберемся, — проговорил Харлампий. — Ты только нам каждое слово, какое слышала, перескажи, все, что увидела.
— Да, да, для нас любая мелочь имеет значение, — добавил шахтер.
И Мария стала рассказывать.
Они сидели на скамейке за домом, под старой грушей, шатром опустившей ветки к земле. Была уже глубокая осень. Багровая и буро-золотая листва почти облетела.
В трех шагах от них желтела стенка плитнякового забора. За нею начинался густой и заросший соседский сад, в эту пору голый, неуютный, пустынный.
Старик нищий снял со спины торбу, скинул шинель и, оставшись в залатанной солдатской рубахе и заскорузлых от грязи рваных штанах, с удовольствием подвигал плечами. Под рубахой перекатывались мускулы.
Потом он развязал торбу, упрятал в нее полученную от Леонтия краюху черствого хлеба, свернул цигарку и огляделся:
— Хорошо у тебя.
Леонтий улыбнулся:
— Хорошо… Эх, Василий!
Нищий затянулся дымом, провел рукой по рыжей бороде, спросил:
— Прошел ночью?
— Прошел.
— Какой?
— «Генерал Каледин» — восемь бронеплощадок, блиндированный паровоз в середке, спереди и сзади — платформы с балластом, две теплушки с путейцами.
— Когда?
— В час сорок.
— Что еще было за ночь?
— Два состава на Лихую. Первый в двадцать три пятьдесят. Один вагон офицерский, двадцать один — теплушки с солдатами, три — лошади, шесть — груз, укрытый брезентом. Второй прошел в четыре двадцать. Вагонов офицерских два, по освещению судя, штабные. Теплушек — девять, с лошадьми — восемь, платформ с грузом — одиннадцать.
— Что к Новочеркасску было?
— Два. Первый в час тридцать: двадцать теплушек, три классных санитарных вагона. На станции воду брали, я на бойне был, слышал: раненых семьсот человек.
— Откуда?
— Из-под Поворино… Второй был в семь десять: один классный вагон, девять теплушек с солдатами, двадцать две с лошадями, две платформы с пушками, четыре — с зарядными ящиками. Лихо ехали: утро еще, а в теплушках песни поют. По песням — лейб-гвардейцы. Деповские между собой говорили: в Таганрог. Новобранцы там вроде бы взбунтовались.
— Калибры пушек?
— Брезентом были накрыты. Но по виду трехдюймовые, только стволы странные: короткие очень. Немецкие, что ли? В сводке это отмечено.
— Что еще?
— Вчера в городе совещание было: Краснов, Богаевский, Попов, Родионов, Денисов.
— Букет удивительный!
— Да. Обставлено было секретно. Кроме Богаевского, все прибыли утром, как бы проездом, и все — с разных сторон. Видимо, переброска какая-то серьезная будет: Богаевский сегодня в депо пойдет — усовещать, чтобы ремонт вагонов улучшили. Одно очень странно: кое-кто из наших торговцев разогнался было провиант поставлять эшелонам, потом отбой ударили. Вроде бы брать продовольствие эти эшелоны у нас тут не станут, хотя обычно всегда это делают.
— Что за дивчина, с которой ты утром шел?
— Сам не могу понять. Вчера купечество у Фотия Варенцова на именины дочери его собиралось. И она там была. Вертелась вокруг меня и явно подслушивала. Даже губами шевелила, чтобы лучше запомнить. Такая зеленая! А до этого я как-то и не замечал ее. Да и фамилию только сегодня от сестры узнал: Мария Полтавченко. Оказывается, брат ее с моим братом когда-то дружбу водил.
