— Ясное дело, не две капли воды, но сходство есть. У вас одинаковый североевропейский тип лица. На улице можно спутать. А впрочем, сам взгляни, что в этой папке, — и генерал подвинул ее к Калине. — Даже военные звания у вас совпадают, — пошутил Роговцев, — он — немецкий гауптман, ты — советский капитан.
Прежде всего — фото. Верно, не две капли, но если надменно вскинуть подбородок и напустить на лицо спеси, в сумерках не различишь. «В сумерках, а разглядывать будут днем…» Специальность — историк, воспитанник Берлинского университета. Фамилия Шеер.
А генерал, глядя на сына, думал про отца, про того Хартлинга, рабочего — металлиста из Гамбурга, который в первый же год гражданской войны с оружием в руках стал на защиту пролетарской революции в России, а после войны женился на чернобровой, ясноглазой девушке Василине. Отцовская судьба была переменчива, и сыну дали фамилию матери — Калина. Костику не исполнилось еще и года, когда родители выехали в Германию как «беженцы из большевистского плена», а фактически — на партийную работу. Он был верным сыном рабочего класса Германии, надежным и испытанным функционером самого Тэдди, несгибаемого Эрнста Тельмана. Тэдди и послал в 1930 году Хартлинга снова в Страну Советов, на партийную учебу. Вернуться в Германию не пришлось — к власти пришли фашисты. Первый фронт борьбы с коричневой чумой пролег по опаленной солнцем земле Испании, и немецкий коммунист Хартлинг грудью защищал Республику в передовых окопах.
Однажды на мадридской улице, когда Республику душили враги, когда последние батальоны, отстреливаясь, уходили на восток, возле Роговцева остановилась машина. За рулем сидел Хартлинг. «Брат, — сказал он, — за мной гонятся… Возьми пакет, в нем документы о преступлениях немецких фашистов… Передай руководству Коминтерна… И еще — Костя! Не оставь его, будь ему отцом, если что… Прощай, брат!» И машина рванулась по пылающей улице. А в Москве до сих пор Хартлинга — отца ждет орден Красного Знамени.
И сейчас генерал ощутил, как трудно ему быть с сыном побратима, возможно уже погибшего, с сыном, которого он сам отправляет в тыл врага на смертельно опасное дело. Не почудится ли ему голос, пусть даже в тревожном сне, голос, что будет рвать ему сердце: «Я просил тебя, брат, сберечь сына, а ты не сберег…»
— Костя, сколько тебе исполнилось лет, когда ты возвратился в Советский Союз?
— Двенадцать.
— Двенадцать лет ты жил среди немцев, говорил на их языке…
— Да, мне больше пришлось изучать русский.
— В сороковом году ты находился как научный работник в Германии. Хорошо знаешь Берлин?
— Думаю, неплохо. Все–таки год стажировался в непоседливом студенческом окружении. — И, минуту поколебавшись, Калина отважился спросить: — Неужели Берлин?
— Э, нет, Костя, наоборот — из Берлина…
— Понимаю, — задумчиво проговорил Калина, — но сумею ли? Я ведь военный ровно столько, сколько длится война…
— Ты разведчик, Костя. Кроме того, знание истории, владение немецким почти с рождения — все это твои плюсы. А опыт работы среди врагов в ближнем тылу? Знаю: тебе уже приходилось надевать форму вражеского офицера…
Генералу было известно, что Калина находился с оперативно — чекистской группой в тылу немецко — фашистских войск, где проводил разведывательно — подрывную деятельность против врага, пока немецкая контрразведка не напала на его след и не начала преследовать группу. Выход был один — перейти линию фронта.
Во время боя, который завязали советские войска, обеспечивая переход группы, Калина был ранен. Но все это уже позади, и сейчас генерал готовил Калину для выполнения нового задания.
— Кстати, — заметил генерал, — Шеер, по сути, тоже гражданский человек, военную форму надел лишь два месяца тому назад. Звание гауптмана — чисто символическое, согласно его положению. Оно имеет исключительно вспомогательную функцию — дать возможность свободно и на равных чувствовать себя среди военных. Поэтому оно не очень высокое, но и не маленькое. Можно сказать — рассчитанное. Понял? Шееру необязательно знание воинско — академических тонкостей, его, скажем, гражданская манера поведения — оправданна, поэтому о каких–то там особых требованиях к нему согласно уставу не может быть и речи. Другое дело — профессиональные знания, научные. А они–то у тебя есть.
