— Сегодня? — удивленно спросил Сомов, — так-так, об этом подробнее. Сегодня не то, что шутов, королей-то — раз-два и обчелся.
— Д-да, конечно… но социальная роль шута продолжает оставаться востребованной, хотя и не такой значимой, как раньше. Собственно, практически на любом неофициальном сборище можно заметить людей, избравших для себя эту социальную роль. Методы действия те же — выбрать кого-нибудь и, поставив его в неудобное положение, осмеять перед всеми. Шутки могут быть вполне безобидными или, наоборот, довольно жестокими; но цель одна — привлечь внимание вожака. Потому что начальство, как правило, таких людей ценит и приближает.
— Немножко примитивно, не находите? Что же, хотите сказать, такой шут в любой компании ищет вожака, чтобы примазаться к нему?
— Наверное… — студент замялся, — вообще-то необязательно, но не так-то просто сменить однажды взятую роль и человек продолжает действовать по привычной схеме в любой ситуации, даже если в какой-то компании он и не собирается ни к кому э-э… «примазываться».
— Ну ладно. А почему же сегодня эта роль не так значима?
— Потому что она наиболее востребована в группах с жесткой иерархией и авторитарным управлением. Сегодня такая модель не настолько популярна, как, хотя бы в прошлом веке.
— Понятно. Это все?
— Не совсем… я хотел подробнее на современности остановиться, на масс-медиа и…
— А по социальной роли у вас еще есть что добавить?
— Нет… вроде.
— Ясно. Четверка с минусом. Вы совершенно упустили из виду роль шута как элемента обратной связи в авторитарных институтах власти. Шуту позволялась критика принципала, совершенно недопустимая для остальных. И это слегка компенсировало снижение эффективности управленческих решений, совершенно неизбежное в структурах с жесткой иерархией. Почитайте, хотя бы, «Графиню де Монсоро», что ли.
Сомов встал и повернулся к аудитории.
— Перерыв. Увидимся через пять минут.
Спустился с кафедры и быстро вышел за дверь. Аудитория зашумела, зашевелилась. Дима искоса понаблюдал за студентами, но никто не обращал на него внимания. Лукшин пожал плечами и достал телефон.
Он успел сложить два пасьянса, когда кто-то негромко окликнул его по имени. Дима поднял голову и увидел заглядывающего в дверь улыбающегося широколицего мужика с короткой стрижкой.
— Привет, — сказал он радостно.
— Привет, — согласился Дима, неуверенно улыбаясь. Лицо мужика было ему очень знакомо, но, хоть убей, он не мог припомнить, при каких обстоятельствах они встречались.
— Выходь, — мужик мотнул головой и отступил в коридор.
Дима посмотрел по сторонам, почесал затылок. Сам не понимая, зачем и для кого, сказал вслух: «Я на секунду», выбрался из-за стола и вышел в коридор.
— Здоров, чертяка! — давешний мужик никуда не делся, стоял сразу за дверью, и, стоило Лукшину выйти, накинулся на него с объятиями, — сто лет тебя не видел! Как дела? Чем живешь-дышишь?
— Э…, — сказал Дима, изо всех сил напрягая память, — нормально все, в общем. Сижу вот, лекцию слушаю…
— Да ну? — мужик так удивился, словно ему и в голову не приходило, чем могут заниматься люди в аудитории университета, — на второе высшее, что ли, идешь? А мне как Настена сказала, что тебя видела, так я и не поверил. Ан нет, гляжу — ты.
Упомянутое имя тут же потащило в голове у Димы цепочку ассоциаций и он по-новому посмотрел на улыбающееся лицо своего собеседника. И тоже расплылся в улыбке.
— Андрюха! Блин, я ж тебя не узнал! Смотрю, лицо знакомое, а кто такой — никак не вспомню. Богатым будешь, не иначе.
— Давно пора, — серьезно кивнул Андрей.
— А Коробова тоже здесь, что ли?
— Да практически вся наша команда здесь, только тебя да Гарика нет. Ну, Гарик теперь большой человек, ему не до нас, а вот про тебя…
— Погоди-погоди, — Дима нахмурился, — вся команда? А что вы тут делаете-то? Учитесь?
— Вот еще! — Андрей фыркнул, — мы свое отучились уже, хватит. Офис тут у нас.
— У вас?
— Именно что у нас, — гордо сказал Андрей и подмигнул, — продолжаем славные традиции «Ночного экспресса».
Дима слегка смутился, как привык делать, когда кто-то произносил вслух это словосочетание.