Юля завернула в переулок, пролетела пару кварталов и притормозила перед въездом во двор, перегороженным высокими коваными воротами. Требовательно погудела. Ворота открылись; легонько переваливаясь на брусчатке двора, машина плавно закатилась под сень мощных дубов и остановилась вплотную к теряющейся в листве кирпичной стене.
— Приехали, — сказала Юля, нажимая какую-то кнопку слева. Обе двери плавно распахнулись. Дима, морщась, неловко выбрался из своего сиденья, выпрямился, потянулся — ехали они всего минут десять, но Лукшин так напрягался всю дорогу, что чувствовал себя весь день просидевшим в сиденье какого-нибудь междугороднего «Икаруса». Огляделся.
Дворик оказался значительно больше, чем показалось на первый взгляд, росло тут с десяток дубов, заставших, пожалуй, еще нашествие французов; среди деревьев там-сям виднелись стоящие автомобили, проглядывались красные кирпичные стены и большие панорамные окна.
— Милое местечко, — сказал Дима
— Мне тоже нравится, — согласилась Юля, и пошла к ближайшему застекленному крыльцу, оказавшемуся входом в подъезд. Дверей на лестничной площадке было всего две. Юля вытащила из кармана маленькую связку ключей и открыла левую дверь.
— Заходи, — сказала она и крикнула внутрь квартиры:
— Петрович, я дома!
Дима, уже занесший ногу над порогом, вздрогнул и замер с поднятой ногой.
— Петрович — это кто? — спросил он шепотом.
Юля недоуменно на него глянула, потом расхохоталась.
— А вон он, — сказала сквозь смех, — познакомься.
Дима, похолодев, заглянул в дверной проем, но никого не увидел. И только через секунду заметил недвижимо сидящего на шкафчике большого черного кота, изучающего его очень неприязненным взглядом.
— Блин, — сказал Дима, проходя внутрь, — я уж испугался.
— Ты вообще трусишка, я уже поняла, — весело отозвалась Юля, закрывая дверь и снимая обувь. Кот, мурлыкнув, спрыгнул со шкафчика, подбежал к Юле и принялся, тихо мурча, тереться об ее ноги. Дима животных любил и котяра ему понравился. Он присел и попытался погладить Петровича, но тот не дался — отстранился, презрительно глянул на Диму и гордо удалился, нервно дергая хвостом.
— Прям как человек, — сказала Юля с непонятной интонацией, проводив кота взглядом, — такая же с-скотина. Когда я его с помойки подобрала, за колбасный огрызок на задних лапах ходить готов был, а теперь ухом лишний раз не поведет — воображает. Раздевайся, вешалка в шкафу.
Она распахнула стенной шкаф, повесила внутрь куртку, оставшись в коротком трикотажном платье, и легкой походкой ушла куда-то вглубь квартиры. Через несколько секунд послышались негромкие позвякивания.
— Чего пить будешь? Коньяк, водку, ром? Я себе мартини налью.
— Кофе, — отозвался Дима, вешая свою куртку и осматриваясь. Светло. Просторно. Дорого. Впрочем, глядя на машину, он ожидал большего.
— Кофе не держу, для сердца вредно.
Дима пожал плечами.
— Тогда тоже мартини.
— Хорошо, — и Юля вышла из-за угла, держа в одной руке два бокала, в другой — тарелку со всякой нарезкой и зажатую подмышкой литровую початую бутылку. Прошла к окну, поставила все на невысокий стеклянный столик и села в стоящее поблизости глубокое кресло футуристических очертаний. Ткнула в другое такое же.
— Садись, разливай. Не буду ж я сама себе наливать, когда мужчина поблизости есть.
— Ага, — Дима открыл бутылку, разлил мартини по конусовидным бокалам, — еще ж маслину класть вроде полагается?
— Не люблю с маслиной, — Юля поморщилась, — вкус портит. Ну, за знакомство?
Чокнулись, выпили. Юля принялась расспрашивать Диму о всякой ерунде. Где он родился, учился, кем работал. Дима вначале отвечал неохотно и односложно, но потихоньку разговорился, особенно, когда речь зашла о «Ночном экспрессе». Юля слушала внимательно, вопросы задавала вполне «в тему», иногда грустно улыбалась. Бутылку прикончили где-то за час, в основном — Лукшин, но он сам этого и не заметил. С сожалением посмотрел на пустую бутылку, поставил ее под стол и встал.
— Ты куда? — удивилась Юля, — сейчас еще принесу.
— Я это… — Дима потупился, — где тут у тебя…
— Туалет? — Юля хихикнула, — пойдем.
