— Да, — быстро сказал Дима. Он всегда носил права с собой — в прозрачном кармане бумажника — в качестве аргумента в том самом споре «машина против метро». Но вроде дня три назад, наводя порядок в бумажнике, он их вынул. А вложил ли обратно? С нехорошим предчувствием Дима потянул из внутреннего кармана пиджака бумажник. Вот будет неприятно, если их там нет, когда он уже сказал, что права — есть. Но удостоверение, к счастью, было на месте.
— Хорошо, — сказал Вирджил, коротко заглянув в Димин распахнутый бумажник, — пошли.
Он повернулся и зашагал к лестнице. «Куда мы идем?», — чуть не спросил Дима, но — не спросил. Все равно Вирджил ничего толком не скажет, а куда они идут — и так скоро станет ясно. Поэтому Лукшин задал другой вопрос.
— А что я должен был увидеть на картине? Ну, той, с воронами.
— Только то, что увидел. И ничего более. Это индикатор… Потом поймешь.
— Ну… ладно. А Барон… Александр — он кто?
— Человек, я полагаю.
Вирджил остановился, с насмешкой глянул на Диму через плечо, потом отвел взгляд и пошел дальше по лестнице — к выходу.
— Учись формулировать вопросы, — бросил он на ходу.
— Я имел в виду… он как-то связан с вами…. или с вашей организацией?
— Да. Тебе незнакома наша структура, поэтому скажу понятными тебе терминами, хотя это и очень далеко от истины. Александр Викторович, скажем так, член совета директоров.
— О… — только и смог сказать Дима.
— Вот тебе и «о», — Вирджил толкнул входную дверь и ветер тут же бросил в открывшийся проем пригоршню мелких капель.
— Подождите, — Дима бросился к стойке, выхватил свой зонтик, и, на ходу открывая его, бросился к двери.
Вирджил уже, сгорбившись под дождем, семенил к стоянке. Джип его стоял почти возле самого входа, но дождь лил, как из ведра, так что приходилось Вирджилу явно несладко. «Он же говорил, что машина сломалась», — удивился на ходу Дима, воюя с дергающимся под порывами ветра зонтом, — «починил уже что ли?». Вирджил добежал до машины, моргнули фары, и грузная фигура быстро полезла внутрь машины, но — на пассажирское сиденье. Дима замедлил шаг, а подойдя к машине и вовсе остановился. Посмотрел сквозь лобовое стекло в глаза сидящему внутри Вирджилу и растерянно пожал плечами.
Вирджил пошевелил губами — видимо, сказав что-то нелицеприятное — и ткнул мясистым пальцем на водительское сиденье. Залезай, мол.
Совершенно недоумевая, Лукшин закрыл зонтик и влез на водительское место. Захлопнул дверь.
— Это уже третий раз, — сказал Вирджил, достал откуда-то носовой платок и трубно высморкался, — и все одно и то же.
— Что? — тупо спросил Дима.
— Тормозной шланг, — Вирджил покрутил в руке влажный носовой платок, потом скомкал его и засунул куда-то внутрь пиджака. Дима с трудом удержался, чтобы не скорчить брезгливую гримасу.
— Я не специалист, но когда третий раз рвется один и тот же тормозной шланг, это наводит на определенные мысли, — Вирджил поднял вверх указательный палец, — причем заметь, ремонтировался я в респектабельных сервисных центрах. Так что о подделке не может быть и речи.
— Я все-таки не понимаю, — сказал Дима.
— Я тоже не понимаю. В сервис-центре мне сказали, что при сильных ударах, там в подвеске что-то может куда-то как-то нажать и повредить этот самый тормозной шланг. Но это же джип, черт возьми! Я не говорю про совершенное бездорожье и всякие там трофи-рейды, но что же теперь — я и просто за город не могу выехать? По-моему, это никуда не годится. А ты как думаешь?
Дима всё равно никак не мог сообразить, куда клонит Вирджил, но на всякий случай, кивнул:
— Никуда не годится.
— Вот! — торжествующе воскликнул Вирджил и хлопнул ладонью по коленке, — короче, бери этот хлам и езжай в сервис. Только не надо в эти блестящие показушные авторизованные центры ехать, я тебя умоляю. Они там споют все ту же байку про сильный удар, впарят за триста баксов шланг, которому красная цена — десять рублей, а еще на мойку обязательно заставят заехать и осмотр ходовой сделать. Небесплатно, разумеется. Поэтому — нафиг. Просто найди самого лучшего мастера в самом лучшем сервисе, отдай ему машинку и пусть он сделает лучшее, что может сделать. Чтобы этот хренов тормозной шланг больше не рвался.