— Нет! — твердо возразил Лукшин, — неправда. Есть примеры, когда порядочные люди…
— Ха, примеры. Первое: ты лично с ними знаком, чтобы утверждать такое? Ты знаешь этих замечательных людей только через призму СМИ, а уж ты-то должен понимать… ладно-ладно, — Вирджил выставил ладонь, — допустим, есть такие люди. Кстати, есть люди, которые, выпав из самолета на высоте пяти километров без парашюта, остались живы. Чуешь намек? Я о том, что все законы социума будут направлены против тебя, если ты попытаешься достигнуть вершины этого социума, играя по правилам — другого. И достичь вожделенного успеха ты сможешь только случайно.
Лукшин задумался, краем глаза отметив нешуточную заинтересованность на лице Вирджила.
— А нельзя… — Дима запнулся, но, под подбадривающим взглядом Вирджила, решился — а можно изменить законы социума?
— Ха! — Вирджил хлопнул ладонью по столу, — Ха-ха! — выждал паузу, — можно. Но нельзя.
Дима отвесил челюсть и молча моргал.
— Все, хорош, — Вирджил демонстративно уткнулся в экран ноутбука, — Хватит трепаться, давай работать.
— Да, — Дима, внутренне поморщившись, взял ручку, потом, неожиданно даже для самого себя, спросил:
— А выпить чего-нибудь можно? — И, испугавшись, что его можно неправильно понять, заторопился, — кофе там или чая… хоть воды?
— Можно, — Вирджил посмотрел на Диму с некоторым удивлением, взял лежавшую справа от компьютера телефонную трубку.
— Наташа, — сказал он в нее, — сообрази нам кофейку. Две чашки. Мне на полпальца коньяка плесни, а нашему гостю — не надо. Он у нас впечатлительный.
Вирджил сдавленно, сдерживая смех, фыркнул и положил трубку.
— Все-все, — сказал он негромко, — посмеялись и хватит. Работаем.
Лукшин попытался переключиться на задание, но получалось плохо. В голове был совершенный сумбур, думалось вообще о какой-то посторонней хрени. Почему-то вспомнился давешний хам на «Ламборгини», потом Черкизов на «Порше». Потом подумалось, что в пробках-то они стоят вместе, бок о бок с ВАЗами и старыми «Москвичами». «Общество лицемеров», — с мрачным пафосом вынужденного нигилиста размышлял Дима, невидящим взглядом уставившись в окно, — «какая разница, каким именно образом ты убьешь некоторую часть своей жизни? Миллионы человек ежедневно спускаются под землю и похохатывают про себя над теми, кто томится в пробках наверху. Скажи такому, что на машине удобнее, он будет с пеной у рта битый час доказывать обратное, приводя массу аргументов. Что в метро можно спокойно поспать или почитать книгу, что езда по переполненным улицам изматывает нервы и чревата частыми ДТП с неизбежной тратой денег и тех же нервов на ремонт, что они ценят свое время, наконец. Но стоит только человеку чуть-чуть поднять свой уровень благосостояния — порой до уровня подержанной девятки, так все убеждения меняются на диаметрально противоположные. Дорога занимает три часа вместо одного? Ерунда! Зато это — три часа в уютном салоне, без давки, запахов пота и перегара, без хождений по темным переулкам. А уж сколько апломба и презрения к обитателям метро! Хотя что такое нынче подержанная девятка? Я бы мог каждый год по две, а то и по три покупать… если б за хату не платил, конечно» Дима поморщился, вспомнив свою первую и единственную машину. «Совершеннолетняя» шестерка зеленого цвета, купленная им у семидесятилетнего деда, обладала прескверным характером, чудовищным аппетитом и постоянно ломалась. Ремонтируйся он в автосервисах, его «зеленое чудовище» за месяц разорило бы и Абрамовича, поэтому возился с ней Дима сам. Своего гаража у него не было, поэтому он обычно (если машина еще была способна передвигаться) отгонял ее к ближайшему гаражному кооперативу, где и ремонтировал, под непрекращающийся поток советов и комментариев местных завсегдатаев. Заводилась она только в хорошем настроении, на холостом ходу норовила заглохнуть, при всем при этом на сотню кушала до пятнадцати литров бензина и почти литр масла. Через год мучений Дима продал ее за копейки. Теперь, когда речь заходила о выборе между метро и машиной, сложно было найти более ярого апологета подземного транспорта. Главным аргументом Димы было «Я знаю, о чем говорю — у меня была машина». Он так часто участвовал в подобных спорах, что и сам уже свято верил в то, что в метро он ездит исключительно только из-за удобства этого вида транспорта.
