Задребезжал звонок. Не оборачиваясь, старушка попросила:
— Василий Яковлевич, не сочтите за труд…
Направляясь в прихожую, он опустил руку в карман лёгкой куртки и мимолётно коснулся пальцами шокера — на всякий случай, из предосторожности, неожиданные звонки в квартиру, откуда можно вынести триста тысяч баксов, знаете ли, порой чреваты, и лучше перебдеть, чем недобдить…
Он очень надеялся, что его честная, открытая физиономия так и осталась бесстрастной. Хотя удивляться было чему: на площадке в компании какого-то длинноволосого индивидуума стояла Дашенька Бергер. Ничем вроде бы не примечательное двадцатилетнее смазливое создание в лёгких брючках и белом топике, с голым по нынешней моде пузиком и серебряным шариком пирсинга на левой ноздре. Третий курс института искусств, звёзд с неба не хватает, талантами не блещет и в великие оперные певицы вряд ли выбьется, это вам не Хворостовский. Девка как девка, неплохо было бы, конечно, отодрать вдумчиво и неторопливо, и это всё, что можно о ней сказать…
Вот только это юное аппетитное создание — родная внучка шантарской живой легенды, коллекционера номер раз Никифора Степановича Чепурнова по кличкам Кащей и Капкан: первая дана за возраст, восемьдесят четыре годочка, а вторая за хватку, почти не ослабшую с годами.
Галантно ей улыбнувшись, Смолин посторонился, пропуская в квартиру её и спутника — ну да, длинноволосых юнец скрипичного вида, судя по трёхцветному юбилейному значочку на рубашке, тоже, не исключено, питомец института искусств… В голове бурлила сущая катавасия. Дашенька до сих пор в интересе к антиквариату не замечена, никак в этой тусовке не светилась… но если учесть, чья внученька… Если вспомнить прозвучавшие только что намёки на некоего неведомого благодетеля, озаботившегося созданием музея на дому… Что же, Кащей к бабулечке лапы тянет? Сдал Кащей в последнее время, годы всё же берут своё, чего стоит хотя бы весенняя история, когда он, не разглядев толком чекухи, принял за советскую работу подстаканник Фаберже (ширпотреб для своего времени, но всё же производства Фабера ширпотреб!) — и был сей подстаканник выставлен на продажу за пять тысяч шестьсот рублёв, и через полчаса куплен знатоком, не поленившимся изучить клейма… И летняя история с австрийским пробным талером, и казус с польской сабелькой… Сдал Кащей, чего уж там, крупно лопухается порой, но в полный и окончательный маразм ещё не впал, не потерял хватки… Что же, эта старая паскуда положила глаз на мастерскую? Иначе зачем тут Дашенька? Совсем интересно…
За его спиной раздавалось приветственное щебетанье-чмоканье. Судя по услышанному, девица тут оказалась не впервые и с хозяйкой была в самых тёплых отношениях. Смолин покосился в комнату — ага, Дашка извлекает из большого пластикового пакета всевозможные варенья-пироженки… Юные тимуровцы благородно шефствуют над одинокой старушкой, для чего тащились в этот патриархальный городок двадцать вёрст из Шантарска… А ещё говорят, что молодёжь современная лишена бескорыстной душевности… Деликатесов, если прикинуть, на пару штук, уж не старушка ж с её убогим пенсионом их за продуктами посылала…
Категорически не верилось в версию о бескорыстных тимуровцах, и всё тут! Неужели Кащей…
Он поймал на себе вежливо-пытливый взгляд длинноволосого, опомнился, придавая себе совершеннейшую бесстрастность, слегка поклонился:
— Василий Яковлевич…
— Михаил, — столь же вежливо поклонился юнец.
Интеллигентная рожица, следует отметить, явно происходит не из Ольховки с тамошними даунятами, тут порода чувствуется, определённо…
Поскольку говорить далее вроде бы не о чем, они полуотвернулись друг от друга, и Смолин сразу подметил, что на лицах обеих дам, и старой, и молоденькой, появилось некоторое напряжение. Относившееся явно к его персоне, тут и гадать нечего. Точно, подумал он. Щупальцы Кащея, не утратившие, несмотря ни на что, прежней цепкости. Как-никак триста тысяч баксов, знаете ли. Интересно, как старый чёрт намерен своего добиться? Этот волосатый и эта голопузая стервочка, конечно, ребятки современные, но неужели настолько, чтобы придушить бабушку подушкой? Нет,
