Зато Гаспар с Мельхиором… надо было видеть, с какой готовностью приносили они к ногам самозванки свои дары: золото пошлого умиления, мирру похвал и ладан восторгов.
В Евангелии от Иоанна сказано, что явление Антихриста будет предвестием конца света.
Что ж, вероятно, Апокалипсис не за горами.
Год начался ужасно и продолжался в том же ключе. Царство Антихристы все разрасталось. Она нигде не встречала препон: и дома, и в университете все и вся охотно признавали ее господство.
Мои же владения неуклонно сокращались. Христа изгнала меня даже из платяного шкафа: все мои вещи были вытеснены в ящик для носков – мой последний оплот.
Но территориальные претензии этого изверга рода человеческого шли еще дальше: раскладушка, убогое ложе, отведенное мне для ночного сна, была вечно завалена ворохом Антихристиных одежек.
Родителей между тем обуяла страсть принимать гостей. Они откапывали адреса знакомых, с которыми не встречались сто лет и которых теперь им загорелось пригласить на ужин. Гостей заманивали под любым предлогом, лишь бы иметь возможность продемонстрировать Христу.
Трижды в неделю наша квартира, еще недавно ласкавшая душу благословенной тишиной, наполнялась шумными толпами посторонних людей, перед которыми мои кровные отец с матерью на все лады расхваливали Антихристу.
Она же, скромно улыбаясь, разыгрывала роль молодой хозяйки: спрашивала каждого, что он будет пить, разносила закуски. Гости не сводили глаз с волшебного создания.
Иной раз кто-нибудь из замороченной компании случайно замечал меня и рассеянно спрашивал, кто еще такая эта вторая девица.
– Да это же Бланш! – досадливо отвечали мои родители.
Гости понятия не имели, кто такая Бланш, и не слишком об этом задумывались. Возможно, шестнадцать лет тому назад они и получили карточку, извещавшую их о моем рождении, но тут же выкинули в мусорную корзинку.
Рекламируя Христу, родители делали рекламу самим себе, ставя себе в заслугу, что у них поселилась такая юная, прекрасная, обаятельная, неотразимая девушка. Они как бы говорили: «Раз она согласилась жить с нами, значит, мы того достойны!» Наш дом превратился в салон, еще бы – в нем теперь было кого показать.
Меня это мало трогало. Я отлично знала, что не отношусь к числу детей, которые составляют гордость своих родителей. И мне было бы плевать на такое положение вещей, если бы потом, у нас в комнате, Антихриста не бахвалилась передо мной с наглостью, переходящей все границы. Трудно было поверить, что такая ловкая особа может быть настолько бестактной.
«Ты заметила? Друзья твоих родителей от меня без ума», – говорила она.
Или:
«Гости думают, что хозяйская дочка я, а на тебя и не смотрят».
Я глотала все эти гадости молча.
Однако терпению моему пришел конец, когда однажды Христа выдала следующее:
– Твои родители весь вечер не закрывают рта! А мне и словечка не дают вставить. Они меня используют, чтобы привлечь к себе внимание!
Я онемела и лишь минуту спустя нашлась что сказать:
– Возмутительно! Ну ты скажи им, чтоб они помолчали.
– Не придуривайся, Бланш! Сама знаешь, я не могу этого сделать из вежливости. Но будь твои предки поделикатнее, они бы сами поняли, тебе не кажется?
Я не ответила.
Как у нее язык повернулся сказать мне такую гнусность? И как она не побоялась, что я расскажу маме или папе? Впрочем, они бы мне не поверили, и Христе это было известно.
Итак, Христа презирала своих благодетелей. Я могла бы догадаться об этом и раньше, но ничего не замечала, пока не услышала этих слов. Это открытие прорвало плотину, и моя ненависть выплеснулась наружу.
До сих пор я старалась подавить ее и даже испытывала некоторые угрызения совести. «Все, кроме меня, дружно обожали Христу, так, может, – думала я, – причина этой неприязни во мне самой? Меня гложет зависть, или я плохо разбираюсь в человеческих отношениях, а будь у меня побольше опыта в общении с людьми, меня бы, вероятно, не коробили ее манеры. Просто надо быть терпимее».
Но теперь сомнений не оставалось: Антихриста – редкостная дрянь!
Несмотря ни на что, я любила родителей. Они хорошие люди, и привязанность к Христе только доказывала это. Пусть она не стоила их любви, пусть этому чувству сопутствовало множество человеческих слабостей, но все же это была настоящая любовь. А кто любит, тот спасен.
