Я впервые услышал от Мей, что у нее есть такая знакомая. Не обращая внимания на мое легкое удивление, Мей продолжила:
– Думаю, до нее дошли слухи о том, что у нас происходит, и…
– Хочешь сказать, она пришла, потому что волновалась за тебя?
На мой вопрос Мей неопределенно опустила голову – то ли кивнула, то ли нет.
– Скорее всего, ей не хотелось ввязываться, но все равно слухи ее тревожили, и в итоге она пришла… как-то так, мне кажется, – сообщила она мне свою точку зрения. – Слухи, думаю, идут от Мотидзуки-куна. Она держалась так, будто знала, что в этом году я и есть «несуществующая». Но никакого совета она мне не дала, ничего. И вела себя очень нервно… Так что я сама задала ей пару вопросов.
Первый вопрос был о «лишнем» (то есть «мертвом»), проникшем в класс два года назад.
Мей спросила о нем у Татибаны и упомянула имя «Мами Асакура», которое мы нашли в папке Тибики-сана. «Ты помнишь такую девушку в своем классе?»
Ответ был, в общем, тот же, что дал Тибики-сан: «Нет, не помню». Потом она неуверенно добавила: «Но когда все закончилось, я слышала, что была девочка с таким именем…» Короче, воспоминания, относящиеся к «мертвому», у нее, бывшей ученицы класса три-три, действительно пропали.
Второй вопрос был про ученика, который «не существовал» в том году.
«Какой он был? – спросила Мей в лоб. – "Катастрофы" начались, потому что он в середине года нарушил "решение" класса, да? И что с ним случилось потом?»
– Она ответила, что это был парень, которого звали Сакума-сан. Судя по всему, он всегда был тихий и незаметный, – таким же отстраненным, как и всегда, голосом Мей стала пересказывать факты, услышанные от семпая. – Этот Сакума-сан отказался «не существовать» вскоре после начала второго триместра. После этого, в первых числах октября, начались «катастрофы». Люди умирали и в ноябре, и в декабре, а потом… после Нового года Сакума-сан покончил с собой.
– Покончил с собой… аа.
– Мне не удалось спросить, что было потом. Но, судя по всему, он и стал «жертвой января» в 96 году.
Разговор этот состоялся в середине дня, когда дождь на время угомонился. Мы спустились к берегу реки Йомияма и беседовали, глядя на текущую мимо нас прохладную воду. Никто из нас не предложил другому прямо, но по окончании большой перемены мы вместе покинули школьную территорию.
Где-то к концу шестого урока мы вернулись через задние ворота. Как только мы вошли, на нас тут же кто-то заорал:
– Эй! Что это вы там делаете!
Физрук Миямото-сэнсэй – тут же определил я. Видимо, он заметил нас издалека и принял за обычных прогульщиков. И тут же побежал к нам.
– А ну стойте! Где вы были в это время д-…
В этот момент он резко остановился и вгляделся в нас внимательнее; на лице у него было написано: «Стоп, минуточку». Остальную часть своей тирады он проглотил.
Я совсем чуть-чуть, самую малость кивнул, и Миямото-сэнсэй смущенно отвел глаза. Потом вздохнул и произнес:
– Вам обоим наверняка трудно приходится. Однако я не могу потворствовать тому, что вы покидаете пределы школы. Вы должны это прекратить.
2
Наконец-то я решился снова расспросить Рейко-сан. Я долго мучился в бесплодных размышлениях и понял, что просто не могу молчать и дальше.
Это был – ну да – последний субботний вечер июня.
– Эээ, я тут недавно узнал кое-что от библиотекаря, Тибики-сана, – вдруг обронил я, чтобы остановить Рейко-сан, которая после ужина как раз собралась молча удалиться к себе в домик. На присутствие бабушки с дедушкой я махнул рукой.
– Мм, я слышал, что… когда ты заканчивала среднюю школу и училась в классе три-три, это был «такой» год.
– …«Такой» год?
До этого момента лицо Рейко-сан было расслабленным и безмятежным, но тут по нему прошла тень настороженности… а может, мне показалось.
– Ну, год, когда в классе появляется непонятный «лишний», а потом с людьми начинаются разные «катастрофы». В смысле, каждый месяц умирает кто-то связанный с классом. Так называемое «проклятие класса три-три». Ты ведь знаешь об этом, да, Рейко-сан?
– А… ну да, ты прав, – сипло ответила Рейко-сан, потом, сжав правую руку в кулачок, постучала себя по голове. – Да. Это и происходит.
