— Ух, до чего же весёлый оказался приём, — произнесла Алиса, расслабленно развалившись на заднем сидении автомобиля, который вёз нас обратно в усадьбу Оболенских.
— Скажи спасибо Арвину за это, — хмыкнул я.
— Да, княжич Новочеркасский навёл шума. Надеюсь, у него не будет проблем из-за выступления.
— У него-то? — хмыкнул я, припомнив все рассказы Арвина о его «местном» отце. — Думаю, не будет.
— Заметил, как на него Юлия смотрела? — с хитрецой в глазах, спросила сестрёнка. — Не ревнуешь после той оды, что ты исполнил её родителям?
— Не ревную, — равнодушно ответил я. — И да, моя благодарность была искренней.
— Не спорю, что шла от сердца. Но дивиденды ты всё же планируешь получить?
— Нужно уметь совмещать приятное с полезным.
— Ага, — отозвалась Алиса и привалилась ко мне боком.
— Мы вообще-то теперь родственники, — спокойно напомнил я девушке.
— И что, сестра не может по-сестрински прижаться к брату? — усмехнулась она, не собираясь менять своё положение.
— Разве что по-сестрински.
— К тому же я устала, — заявила Алиса. — Как ни крути, а поработали мы славно.
С этим утверждением я был полностью согласен. Удивительный набор гостей для, казалось бы, не самого большого приёма. Это ведь и представители трёх княжеских семей, министр, бояре… в том числе и Орликовы, некогда правившие Москвой. Хм… князья по определению своего рода оппозиция Канцлеру, да и отец Кати, на мой взгляд, не из тех министров, которых можно назвать марионетками Годуновых. Своё мнение этот мужик уж точно имеет. А ведь ещё и Галицкие были — скажем так, «бояре-журналисты». Пусть СМИ в империи под плотным колпаком, на канале Галицких хватает передач, в которых ведущие ходят по грани годуновской цензуры.
И что же у нас получается? «Салон боярыни Морозовой — грядка для мелкой поросли оппозиции?»
Рановато пока делать такие выводы…
Тем временем наш кортеж уже подъезжал к усадьбе Оболенских.
— Слушай, Аскольд, а ты ведь зайдёшь к нам? — спросила Алиса.
— Да, — отозвался я, оторвавшись от своих политических дум.
— М-м-м… — загадочно протянула девушка.
— Что?
— Я впервые возвращаюсь с приёма в сопровождения сударя, который ещё и зайдёт в мой дом, будто к себе домой…
— И что бы это могло значить? — вздохнул я.
— Мы будто женатая пара.
— Ха-ха, очень смешно.
— Мне тоже кажется, что это неплохая шутка. Спасибо, что оценил, — беззаботно ответила она и выпорхнула из машины в открытую слугой дверь.
В пятницу одиннадцатого марта в девять часов вечера по Москве я сидел в удобном кресле частного самолёта Оболенских, просматривая карты, фотографии и отчёты о предлагаемом в аренду участке леса.
Отложив документы на столик, я потёр переносицу.
Дел в последнее время навалилось немерено.
Вот уже почти две недели прошло, как я стал Оболенским. За это время юристы успели оформить бумаги на изменение прав собственности и «сделать» из моих приближённых моих личных Слуг. Хорошо, когда принадлежишь к боярскому сословию — во многих сферах бюрократическая волокита перестаёт быть волокитой, протекая очень быстро.
Скорость, с какой пошло расследование подполковника Илюхина, тоже радует. Весьма удачно, что нам удалось узнать про этот бордель «Красный купол». Теперь шанс, что мы сможем встретить врага во всеоружии, растёт с каждым днём.
В общем и целом всё идёт хорошо… Разве что Софья больше не приходила в «Алую Мудрость» и вообще улетела в Выборг. Официальная версия, оглашённая для общественности, осталась прежней — младшей княжне Тверской нездоровится. Но какой конкретно недуг сломил Троекурову, нигде не сообщается, что оставляет большое поле для слухов.
Вспомнив о Софье, я подавил грустный вздох и посмотрел в иллюминатор. Там царила темнота, за которой ничего не было видно… Напоминает бесконечный космос. Как же я скучаю по космическим полётам…
Надеюсь, мой нынешний совершенно некосмический полёт увенчается успехом. Если мы не найдём тайгий в ближайшее время, то к концу следующего лета я рискую прийти к Софье не с мощной ратью, а с голой задницей.
— Крх… крх… — оглушительный храп вернул меня к действительности.
Повернувшись, я увидел развалившегося на кожаном кресле Отмеченного Дланью. Запрокинув голову, Алёша дрых без задних ног, только что слюни не пускал.
