— О’кей, — наконец набралась духу Томилина. — Вас интересуют аномальные зоны?
— Это, так сказать, наш профиль, — энергично кивнул Шамрай. — Если вам известна какая-нибудь, о которой мы еще не писали, то выкладывайте смело. Буду только признателен.
— Есть одна такая зона. Это приблизительно в ста километрах отсюда, между Народичским и Овручским районами. Есть там такое село — Подлесное. Вернее, было: оттуда почти всех местных отселили после Чернобыля. Село маленькое, можно сказать, вымершее. Там много таких, эта территория попала в зону отчуждения…
— Стоп-стоп-стоп! — Шамрай жестом остановил девушку. — Извините, конечно, вопрос дурацкий, но все же: сколько вам лет и откуда вы все это так хорошо знаете? Мне, например, тридцатка летом стукнула. Когда Чернобыль рванул, я как раз первый класс заканчивал, но всю эту чернобыльскую панику хорошо помню. Меня потом пару раз вывозили оздоравливаться вместе с другими детьми, которые считались «чернобыльскими». Но и я таких подробностей вспомнить бы не смог, пришлось бы специально собирать информацию…
— А вы не перебивайте меня! — Тамара нервным движением расплющила окурок в пепельнице и теперь явно не знала, куда девать руки, поэтому вынула из пачки следующую сигарету и снова закурила. — Не перебивайте, потому что мне и так непросто слова подбирать. Потому что в этом вся соль… — Она снова выдержала почти театральную паузу. — Дело в том… Дело в том, что я должна была родиться в этом самом Подлесном весной восемьдесят шестого, когда Чернобыль рванул.
Шамрай откинулся на спинку стула и попытался переварить первую порцию информации.
— Так, — наконец проговорил он. — Что значит — «должна была родиться»? И почему именно там? Когда же вы родились, в конце концов?
— Могу паспорт показать. У меня с собой.
В подтверждение своих слов Тамара Томилина, пристроив сигаретку на краю пепельницы, порылась в сумочке, вытащила оттуда паспорт и развернула его на нужной странице.
— Место рождения — Хмельницкая область, Староконстантиновский район, село… Ага… — Шамрай снова не знал, как на все это реагировать. — И что с того?
— Дату рождения видите?
— Четвертое мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Вам сейчас уже двадцать два, — зачем-то брякнул Виктор. — Но я не понимаю… Может, я что-то упустил?
— Реактор в Чернобыле рванул двадцать шестого апреля. — Теперь уже Тамара говорила с ним как с непонятливым ребенком, которому сложно объяснить, почему нельзя совать пальцы в розетку. — Я родилась через восемь дней. Хотя и не должна была: по всем расчетам, родам у мамы полагалось начаться на несколько недель позже. Наша семья жила в том самом Подлесном. Когда все это случилось, отец заплатил соседу какие-то безумные по тем временам деньги, чтобы он отвез маму к его родственникам на Подолье. Считалось почему-то, что там безопаснее. Именно поэтому я родилась не там, где должна была.
— Хм… — Шамрай потер подбородок. — Это… Это имеет какое-то значение?
— В свете того, что происходит со мной в последнее время, — да. — Тамара спрятала паспорт и снова закурила. — Уже несколько недель подряд Подлесное зовет меня к себе.
Не обращая внимания на реакцию Виктора на эти слова, она продолжала, глядя ему прямо в глаза:
— Там, в Подлесном, пропадают люди. Там аномальная зона, гиблое место. Вот почему оттуда едва ли не первыми начали отселять местных. Я должна была родиться там, у меня связь с этим местом. И теперь Подлесное меня зовет, чтобы я вернулась. Хочет забрать меня, поглотить, понимаете? Забрать навсегда. Или отнять хотя бы часть памяти. Понимаете? Ну что вы так смотрите? В самом деле психушка по мне плачет?
