— Не у меня, а у Аристотеля. — Голощекин хмурился и листал дальше. Мысли Бога, проще говоря.
— Или Сатаны?
— Может, и так. Главное, Саня, они к тебе приходят, а уж как их назвать, предоставь это нам с Исидором. — Он перелистал еще несколько страниц. — Боюсь, эсхатология, которую он тебе постоянно вдалбливает, до добра не доведет… А здесь видно влияние «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Вот это место. Я говорю о пари между Сократом и Алкивиадом, заключенное лет через двести после их смерти, уже в астрале.
…АЛКИВИАД (бывший автократор Афин). «Сначала я решил, что Сократ тоже горит желанием отомстить за свою гибель, как я отомстил погубившим меня персам. Для этого мне понадобился земной сын, рожденный от Олимпиады, жены македонского царя Филиппа. Мой сын Александр перехватил через край, завоевав не только Персию, но еще полмира в придачу. И старик гневно клеймил меня за пролитую кровь, но потом вдруг замолчал и задумался лет на двести. И, наконец, сказал, что ему тоже нужен сын от земной женщины, и я должен ему в этом помочь. Я стал над ним насмехаться: кто может родиться от тебя? Только такой же нищенствующий философ, пристающий со своими вопросами и нравоучениями, как овод в жаркий полдень. Но он же упрямый! Набычил свой огромный лоб, выставил вперед седую бороду и сослался на своего ученика Платона, сказавшего, что лишь после смерти открываются истины, неведомые живым. Так вот он хочет нарушить этот закон и открыть их устами своего сына живущим. Это будет целительный бальзам неземной мудрости, проливающийся в изболевшиеся души, подобно целебному лекарству в незаживающие раны.
„Учитель! — сказал я. — Ты собираешься, как тогда в Афинах, охладить прохладной каплей мудрости раскаленную жаровню низменных страстей? Однажды это уже привело к взрыву ненависти, закончившейся твоей смертью. А теперь ты хочешь, чтобы твой сын прошел тот же путь? Пожалей его. И оставь в покое людей с их суетой и низменной завистью, рождающей только ненависть. Их не изменишь“.
Но он знал, чем взять такого страстного игрока, как я. И предложил пари, утверждая, будто его сын словом завоюет больше народов, чем мой сын мечом. И мы ударили по рукам. Сократ просил меня, чтобы я подобрал ему женщину. Знал бы кто, чего мне это стоило! Он оказался очень разборчив отказывался от красавиц, включая самых знатных. Подай ему скромную и доверчивую девушку, а чтобы все выглядело естественно, из простого народа, погруженного в неисчислимые бедствия и потому ожидающего прихода Спасителя, согласно древним заветам. Одновременно он не хотел бы ее опозорить, иначе говоря, она должна быть замужем. И я разыскал для него именно такую, отданную за старика. Пришлось явиться к ней во сне и сказать, что ее скоро посетит Бог. А я его посланец. Для большей достоверности я внушил ей себя в виде ангела со светящимися крыльями.
А дальше все шло как по маслу, все, как он задумал, пока его сын, уже в конце своего земного пути, вдруг не попросил отца, чтобы тот отсрочил его гибель. Он сказал: ты однажды испил чашу яда, теперь я должен ее испить? И тут же, почувствовав замешательство отца, устыдился. Прости, сказал он, я не должен был тебя об этом просить. Лишь человеческие жертвоприношения, с древнейших времен умиротворяющие богов, еще способны потрясать людские души…»
— М-да… есть отчего рехнутся, есть. — Голощекин смотрел на него поверх очков. — Мифотворец ты наш… Хочешь, чтобы наши умники посмеялись над «Евангелием от Колотова»? Хотя сейчас все, кому ни лень, эксплуатируют Боженьку. Мол, нечего ему прохлаждаться в эмпиреях, пусть озвучивает мои мысли, чтоб придать им недостающие мудрость и непогрешимость…
— Вот я и хотел тебя спросить… — сказал Колотов. — Как симптом, это достаточно для Кащенки?
— Ну если говорить о мании величия, то вполне… А от меня-то ты чего ждешь?
— Не знаю. Наверное, совета. Черт его знает, может, плюнуть и забыть?
— Это никогда не поздно, — беспокойно заворочался Голощекин. — В твоей ситуации лучше всего уехать к себе в Ясную Поляну или в Спасское-Лутовиново. И чтоб никаких компьютеров. Только гусиные перья, и чтоб девки пасли этих гусей под окнами. А по вечерам — хороводы… Лет на пять, не меньше, уединения и единения души и тела с природой… А нет поместья, так сиди дома и записывай свои миражи и наваждения. Вдруг когда-нибудь и пригодится.
