Снова воцарилось молчание.
— Но как же вы… как же вы можете так ошеломляюще походить на Мадонну? — с изумлением спросил затем граф, развернувшись всем корпусом к Теодоре и вглядываясь в ее лицо. — Не может ли быть, чтобы какая-то из ваших прабабушек… Колвин… послужила моделью художнику?
Теодора, смутившись было, прыснула и с сомнением потрясла головой:
— В этом случае вам придется признать, что наш Ван Дейк — настоящий, написанный его рукой, а у вас — копия!
— Пока мне важно лишь то, что вы — настоящая…
Сердце Теодоры перевернулось и затрепыхалось в ее груди. Чтобы его унять и успокоиться, она стала смотреть на рыбок. Те плавали замысловатыми кругами, двигаясь в прозрачной воде между стеблями лилий то вперед, то вспять, и Теодора машинально пыталась мысленно вычертить этот рисунок.
— Вы очень красивая, Теодора, — продолжил меж тем граф Хэвершем, и голос его прерывался, словно он силился удержать в себе океан чувств. — Но дело не только в этом. Что-то внушает мне ощущение, что вы частица моего мира и принадлежите мне так же, как и мои картины, однако не просто как собственность, а как часть того, чем я живу и дышу.
В сознании Теодоры вспыхнул маленький фейерверк. Но быстро угас: леди Шейла! Ах, леди Шейла! Инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, что это способ ее защиты, соломинка, за которую она ухватилась, чтобы не потерять самообладания, она приняла гордый вид, вздернув вверх подбородок.
Нужны ли были ему слова, чтобы понять ее чувства?
— Простите меня! — скорбно уронил граф, поверженный принц… — Простите! Я не имел права так говорить с вами.
Не произнеся более ни звука, он тихо пошел прочь.
Теодора, не оборачиваясь, напряженно слушала звук его удаляющихся шагов, и каждый шаг отзывался в ее сердце немым эхом. В ее душе клокотала горячая смесь оттенков одного горького чувства: смятение, замешательство, недоумение, но сильнее их была острая боль утраченной радости. Как он мог допустить, чтобы она, нежданно вняв ангельскому пению, тут же рухнула в злую пучину ада?
Ей хотелось броситься за ним вдогонку и гневно потребовать у него объяснений. И… хотелось смотреть в его глаза и смотреть… и знать, что он не отведет взгляда. Но ударом молнии ее сразила внезапная чудовищная догадка: ну конечно! Какая же она недотепа… Граф Хэвершем помолвлен с леди Шейлой и намерен на ней жениться! Это все объясняет: и тот факт, что леди Шейла гостит в его замке одна, и то, как она ведет себя с другими его гостями, которых сама не приглашала.
Но мыслимо ли такое? Как он может намереваться взять в жены такую грубую, такую ужасную женщину?
Все, что в одночасье свалилось на Теодору, так потрясло ее, что она ощутила себя беспомощной, глупой, потерянной — одной в целом мире… А сам мир представился ей пугающим лабиринтом. Где же, где искать выход?
Мысли ее метались, и никакие рыбки, за которыми она все продолжала следить, чтобы не сорваться и не наделать глупостей, не спасали… Тяжесть давила грудь.
Сад утратил для нее очарование, сказочный мир потускнел, поблек, развалился кусками тыквы, и Теодора, не забыв поставить задвижки в прежнее положение, понуро вернулась в дом и поднялась по ступенькам. Заглянув через замочную скважину в спальню отца и увидев, что он еще спит, быстрым шагом она пошла в студию, зная, что там она будет одна и никто не потревожит ее, пока ее чувства не успокоятся.
Картина ждала Теодору, но она была в полном изнеможении… Сил на работу не было. Да и работать в таком состоянии категорически запрещается: велик риск сделать неправильное движение, что-то забыть, да и просто нельзя касаться творения, принадлежащего Времени, если струны души зазвучали вразлад. Теодора сдернула с себя синюю блузу, как бы стараясь вместе с ней освободиться от невидимых пут гипноза: коварно впечатавшихся в ее мозг слов графа, что он хотел бы увидеть ее портрет в этом наряде… Ей хотелось немедленно забыть все, что сейчас случилось между ними в саду, — и эти слова тоже.
Девушка подошла к книжному шкафу. Все книги в нем были на тему искусства. Одни содержали описания живописных полотен в иностранных музеях, другие повествовали о знаменитых художниках. Наугад открывая одну за другой, Теодора обнаружила на форзацах экслибрис «Шарлотта Хивер». Кто это такая? Та самая тетка графа, увлеченная живописью?