В огромных глазах Теодоры застыло отчаяние. Она понимала эту символику Средневековья и разделяла идею отношения к природе не как к человеческой собственности. Теодора верила: человек должен почтительно склонить голову перед величием Создателя. Природа — величайшая загадка Вселенной.
Однако, как бы там ни было, созерцание такого изобилия вкусной еды сейчас подействовало на Теодору подавляюще: Колвины жили впроголодь. Слабым утешением было то, что натюрморты отражают лишь жизнь не столько богатых, сколько баснословно богатых людей. Все эти золотые с перламутром кубки, бокалы, белые и красные вина, созревающие в разное время года фрукты (вишня и виноград) — все, что лежит на столе, было доступно в кругу людей состоятельных, заказывавших такие картины, чтобы продемонстрировать свое богатство… А художник оттачивал свое мастерство, достигая поистине совершенства, передавая почти осязаемую бархатистость кожицы персика, влажно-матовую поверхность виноградин, прозрачность стекла, переливчатую нежность перламутровых раковин…
Голова у Теодоры кружилась от усталости, голода и сомнений…
Джим не тревожил хозяйку, да и сам незаметно стал разглядывать картины, которые видел уже не раз и изучил во всех подробностях.
От де Хема Теодора повернулась к Антонису ван Дейку[8]. Портретист. Писал на темы и религиозные, и мифологические. И удостоился великой чести, прославившись, занял достойное место среди лучших художников или поэтов: стал придворным живописцем, служил двум королям, получал солидное жалованье, женился на дочери лорда. Его кисти принадлежат очень выразительные и броские по манере портреты придворных и молодых английских аристократов, при этом великолепные по композиции, психологической характеристике, строгие и правдивые. Одно время Ван Дейк работал помощником в мастерской Рубенса — это ли не свидетельство его высокого мастерства? В своей эффектной манере он изобразил и одного из прежних владельцев Маунтсорреля, своего современника, — в шляпе, с тростью, на фоне дома, — словно хозяин собрался пройтись по окрестностям, наслаждаться видом своих роскошных угодий…
Куда кануло то благословенное время? И замок был цел, и семья жила безбедно, благополучно. Об этом красноречиво говорят детали состарившейся обстановки, мебель, ее обивка, портьеры. Приметы разных стилей наметанный глаз различил бы без труда: античные колонны, восточные мотивы прослеживались и в Маунтсорреле, и были видны на семейных портретах недавних предков…
Семейные портреты. Они внушали Теодоре чувство особенного благоговения! Она отчетливо понимала: уж они-то должны остаться там, где висят, чего бы это ни стоило ей и Джиму. Коснуться их с меркантильными целями значило бы совершить святотатство. И девушка повторила, словно самой себе, а не Джиму, как поклялась:
— В этой комнате все должно остаться как есть.
— В этой — ваша взяла, согласен, — мгновенно откликнулся Джим, будто все это время вел с нею мысленный диалог. — А в другой — вы зайдите и посмотрите своими глазами! — у стены целая куча чего-то подобного!
Теодора ахнула, прикрыв рот ладошкой, и даже слегка присела.
— Ах, что ты, что ты! Папа над ними работает! Возьми мы что-то оттуда — он немедленно это заметит!
Барон Александр Колвин унаследовал коллекцию Маунтсоррелей, будучи относительно молодым человеком. Дед и отец его не считали заботу о картинах своим личным делом, им хватало осознания, что они ими владеют и тем известны. Неудивительно, что картины начали стареть. Полотна перекосились и выпирали из рам, где-то подсыхала и трескалась краска, и все живописные шедевры потемнели от старости, первоначальные их цвета поблекли, коллекция взывала к спасителю. И таковым решил стать Александр Колвин, едва вступивший в права наследования.
Студент Оксфорда, он сблизился и подружился там с одним человеком, таким же студентом. Помимо уважаемого титула, тот тоже унаследовал огромный дом с богатой коллекцией живописи. Но и — достаточно денег, чтобы поддерживать шедевры в достойном состоянии. Не раз останавливаясь у него в гостях, Александр Колвин сумел доподлинно разузнать, кто по праву считается лучшим из реставраторов в Великобритании. Он хотел, чтобы и коллекция Маунтсорреля выглядела так, словно полотна только что покинули мастерскую художника.
