Глава одиннадцатая
У КОСТРА
А ты был не прав –
ты всё спалил за час,
и в этот час большой огонь угас,
но в этот час стало всем светлей.
(«Машина времени»)
Несмотря на летнюю пору, в горах от частых дождей к вечеру становилось зябко. Правда, в день праздника Преображения дождь не лил, однако и солнце не показывалось. Туманные влажные облака окутали горы, напоминая таинственное облако, сошедшее две тысячи лет тому назад на гору Фавор в миг преображения Господня…
Среди высоких лиственных деревьев и зарослей рододендрона в это вечернее время уют создавал лишь гостеприимный костер. На обожженных камнях – пустынническом лесном очаге закипал чайник, а в котелке аппетитно булькала гречневая каша. Несколько пустынножителей сошлись у костра, подобно тому как в ненастную погоду в тихой гавани сходятся корабли. Старец Салафиил держал на коленях картонную коробку, в которой, нахохлившись, сидел большеглазый совенок. Этот совенок неделю назад выпал из дупла и был спасен от верной смерти нашедшим его монахом. Теперь своими не по-птенцовски умными глазами совенок изучал загадочный мир этих странных людей – горных отшельников.
Долговязый монах Давид усадил у костра подошедшего только что иеромонаха Серафима и забасил:
– Отец Серафим, расскажи, что там в Москве?
Иеромонах, с непривычки с трудом устроившись на неровном стволе поваленного дерева, ответил:
– В Москве я редко бываю. Я у себя за городом обычно. А в Москве у меня голова кругом. Насмотришься всякого…
– Ну, а вообще в России? – не отставал отец Давид.
– В России по-разному. У каждого свое: у одних щи без жиру, а у других жемчуг мелкий. Но и у тех, и у других, в основном, главный кумир – деньги. Вот это печально. Встречаются, правда, и духовно живые люди, с непромытыми мозгами, в том числе и молодые… А Православие сейчас переживает кризис: это, как при болезни, либо наступит выздоровление и прилив сил, либо – ухудшение и смерть. Жаль будет, если из Православия сделают дежурную служанку власти. Тогда – рот на замок. И сейчас-то бесстрашное пастырское слово слышится редко, а вот красивые, но пустые слова – сплошь и рядом. Где христианское исповедничество веры?
– Такое не только в России, – грустно вздохнул монах Давид. – Христианство во всем мире переживает кризис. Вся эта секуляризация… Правда, отец? – обратился он к старцу Салафиилу.
– Да, аввочка, правда, – кивнул в ответ старец. Его иссохшее и кажущееся невесомым тело словно колебалось в неровных отсветах пламени. Седые пряди волос красиво лежали на плечах, а длинная клинообразная борода то и дело касалась головы совенка, на что тот, правда, не реагировал.
– Отче, – обратился к старцу иеромонах Серафим, – а что сегодня главное?
Старец Салафиил не отрывал задумчивых темно-карих глаз от костра, точно в его пламени видел незримое:
– Вы с отцом Давидом сами все сказали. Но если добавить… Мне видится, что чистота православной веры и евангельское неотмирное миросозерцание нуждаются сегодня в защите и самом бережном отношении. Атака на Православие идет по этим направлениям: теплохладность и всеядность в вопросах веры подменяют собой ревность о Боге, а любовь к благам мира сего и жестокосердие вытесняют нестяжательность и братолюбие. Если одним словом назвать главную опасность для христиан, то это сегодня – «обмирщение». Оно проникает во все без исключения православные юрисдикции, расслабляет сердца, и те, кто вчера горел евангельским светом, сегодня – как догорающие угли. Люди попробовали Православия, наелись им, увидели, что в устах их оно горькое, как желчь, и выплюнули. И невдомек им, что если потерпеть, то потом эта горечь станет сладкой, как мед. Куда там потерпеть!
