Кто знает, как бы все сложилось, если бы я переборола соблазн. Неужели такая несущественная вещь, как коробка шоколадных конфет, изменила весь ход моей жизни?
* * *
Гарв был уже дома. Мы осторожно поздоровались. Ни один из нас не ожидал, что мы проведем этот вечер наедине друг с другом. Словно мы зависели от Элейн и Лайма, и они должны были разрядить эту странную атмосферу между нами.
– Только что звонила Донна, – сообщил Гарв. – Она перезвонит тебе завтра на работу.
– Какие последние известия на ее любовном фронте?
Личная жизнь Донны была беспорядочной, но захватывающей. И я на правах лучшей подруги давала ей советы. Это обязанность лучших подруг. Но часто она консультировалась и с Гарвом, чтобы услышать «мужскую точку зрения». Мой муж оказался настолько полезен, что она дала ему прозвище Доктор Любовь.
– Робби хочет, чтобы она перестала брить подмышки. Он думает, что это сексуально. Но Донна боится, что станет походить на гориллу.
– И что ты посоветовал?
– Ну, нет ничего плохого, если у женщины волосатые подмышки…
– Это точно!
– Но если ей совершенно не хочется, то ей стоит сказать: «Дорогой, я перестану брить подмышки, если ты начнешь носить женские трусики». Как говорится, что соус для гусыни, соус и для гусака.
– Ты просто гений! Правда!
– Спасибо.
Гарв стащил с себя галстук, перебросил его через спинку стула, потом взъерошил руками волосы, стирая остатки бизнес-Гарва. На работе его волосы всегда были аккуратно уложены, как у членов Лиги Плюща:[1] коротко подстриженные на затылке и зализанные назад. Но в свободное время челка свисала на лоб.
Есть такие мужчины, при первом же взгляде на которых возникает ощущение, что вас стукнули молотком по башке. Гарв не из их числа. Он скорее относится к тем, на кого вы можете денно и нощно смотреть на протяжении лет двадцати, а потом однажды проснетесь и подумаете: «Боже мой, да он же милашка, как я раньше этого не замечала?»
Его явным преимуществом был рост. Но я и сама высокая, так что никогда не сообщала всем и каждому: «Ах, вы только посмотрите, как он возвышается надо мной!» Тем не менее я могла носить каблуки рядом с ним, а это ценно. Моя сестрица Клер вышла замуж за парня одного с ней роста, и ей приходилось носить туфли без каблуков, чтобы у муженька не развился комплекс неполноценности. А она была просто без ума от красивых туфель. Правда, потом он ей изменил и бросил ее. Все, что ни делается, все к лучшему.
– Как на работе? – спросил Гарв.
– Как обычно, все ужасно. А у тебя?
– Хуже, чем обычно. Я провел прекрасные десять минут между четырьмя пятнадцатью и четырьмя двадцати пятью, когда стоял на пожарной лестнице, притворяясь, что еще курю.
Гарв работает экспертом – статистиком страховой компании, так что он – легкая мишень для тех, кто обвиняет его в скучности. Когда вы видите его впервые, то можете по ошибке принять его спокойствие за вялость. Но, по моему мнению, нельзя ставить знак равенства и объявлять, что человек, обрабатывающий большой объем цифровой информации, однозначно зануда. Самый скучнейший человек, которого я встречала, был бойфренд Донны, писатель-тупица Джон. Большего зануды вы представить не сможете. Как-то раз мы пошли поужинать, и Джон превзошел все мыслимые границы, нагнав на нас смертельную скуку своими громогласными монологами о других авторах. Получалось, что все они – показушные ублюдки, которым платят много больше, чем они заслуживают. Потом он добрался до меня и стал расспрашивать, что я думаю о том, о другом, о третьем. Он углубился в расспросы, словно был моим гинекологом.
– Что ты чувствуешь? Тебе грустно? А с этого места чуть подробнее? У тебя разбито сердце? Ага, это уже что-то!
После этого он поспешно смылся в туалет. Я знала, что он записывает там все, что я сказала, себе в блокнот, чтобы использовать в своем романе.
– Ты не должен завидовать Лайму из-за этого телевизора с плоским экраном, – сказала я, с радостью притворившись, что списываю подавленное настроение супруга на то, что у его приятеля больше техники, чем у него. – Ведь он же свалился на Лайма! Можно было поставить его и пониже.