— А Аннели? Шестнадцатилетняя девочка — одна среди подростков…
Политик хмыкнул:
— Аннели с ума сходила по парням. Но от некоторых девушек стоит держаться подальше. Она была как раз из таких. К тому же Руне убил бы любого, кто притронулся бы к его дочери.
— Что вы имеете в виду под «такой девушкой»?
— Она постоянно клеилась к парням. Мне кажется, ей хотелось втянуть нас в неприятности. Однажды она загорала топлес прямо под нашими окнами. Но единственным, кто осмелился на нее посмотреть, был Леон. Он уже тогда ничего не боялся.
— И что произошло? Отец ее видел?
Эрика чувствовала, что перед ней словно открываются двери в другой мир.
— Ее увидел Клаэс, брат. Он ее обычно защищал. А в тот день в такой ярости потащил ее прочь, что я думал — он ей руку сломает.
— Кто из вас ей нравился больше всего?
— А вы как думаете? — спросил Йон, но, видя, что собеседница не понимает, пояснил: — Леон, разумеется. Он был идеален. Из богатой семьи, с эффектной внешностью, уверенный в себе… Мы могли только мечтать о том, чтобы приблизиться к нему.
— Но она его не интересовала?
— Как я уже сказал, связаться с ней означало поиметь проблемы. Леон был для этого слишком умен.
В комнате зазвонил мобильный телефон, и политик встал.
— Простите, мне нужно ответить.
Не оглядываясь на гостью, Йон вышел, и вскоре Эрика услышала, как он тихо говорит по телефону. Кроме них, никого дома не было, и она воспользовалась этим, чтобы осмотреться. Ее взгляд упал на стопку бумаг на кухонном стуле. Бросив взгляд через плечо, женщина начала украдкой перебирать их. В основном это были протоколы заседаний парламента и переговоров, но тут ее внимание привлекла записка с неразборчивыми каракулями. Из соседней комнаты донеслось «пока», и Эрика быстро положила записку в сумку, а когда хозяин вернулся, она с самым невинным видом улыбнулась:
— Все в порядке?
Он кивнул.
— Издержки работы. Тебя никогда не оставляют в покое. Даже в отпуске.
Эрика хмыкнула в ответ, не желая пускаться в дискуссию по поводу его работы. Она боялась, что не сможет сдержаться и не высказать свое мнение по поводу идей его партии. А тогда он точно больше ничего ей не расскажет.
Она снова взялась за ручку.
— Скажите, а Инес? Как она вела себя с учениками?
— Инес? — Йон отвел взгляд. — Мы мало с ней общались. Она была занята домашними делами и дочерью.
— Но какие-то отношения у вас должны были быть? Дом не такой уж большой. Вы должны были сталкиваться довольно часто.
— Конечно, мы часто видели Инес. Но она была молчаливой и сдержанной. Ей не было дела до нас, а нам — до нее.
— Ее мужу тоже не было до нее дела?
— Для нас вообще было загадкой, как такой человек, как он, умудрился завести четверых детей. Мы шутили о непорочном зачатии, — криво улыбнулся Хольм.
— А что вы думали об учителях?
— Это были те еще оригиналы. Хорошие преподаватели, но Пер-Арне, бывший военный, был еще суровее Руне.
— А второй?
— Уве… он был какой-то странный. Наверное, гей. Интересно, что с ним потом стало.
Эрика расхохоталась, вспомнив Лайзу с накладными ресницами в шелковом халате.
— Да, любопытно…
Йон недоуменно взглянул на гостью, но она не стала ничего объяснять. Не ее дело рассказывать ему о Лайзе, а потом, ей прекрасно известны взгляды «Друзей Швеции» на гомосексуализм.
— А что-нибудь еще странное в них было?
— Нет, ничего. Между учениками, учителями и семьей директора существовали четкие границы. Мы ни с кем не перемешивались.
«Как и в политике», — подумала Эрика и прикусила язык, чтобы не пошутить. Чувствуя нетерпение собеседника, она задала последний вопрос:
— Человек, с которым я говорила, утверждает, что по ночам в доме раздавались странные звуки. Вы что-нибудь такое помните?
Йон дернулся:
— Кто это сказал?
— Неважно.
— Чушь! — ответил он, поднимаясь.
— Так вам ничего об этом не известно? — внимательно посмотрела на него писательница.
— Ничего. К сожалению, я должен закончить разговор.
Эрика поняла, что больше из него ничего не вытянуть.
— Спасибо за то, что уделили мне время, — поблагодарила она.
— Не за что.
К Йону вернулось его обаяние, но оно не помешало буквально вытолкнуть женщину за дверь.
