Шеф щелкнул пальцами. Хедстрём принялся судорожно искать повод для отказа.
— Может, надо позвонить ему, чтобы назначить встречу? — предложил он.
Мелльберг фыркнул.
— С такими людьми лучше действовать без предупреждения. Надо застать его врасплох… Как там говорят англичане? Он гарде…
— Off-guard,[13] — исправил его английский Патрик.
Спустя пару минут они ехали во Фьельбаку. Бертиль насвистывал себе под нос. Он, конечно, вызывался вести машину, но этого Патрик уже допустить не мог.
— Подобные люди такие ограниченные. Не уважают другие культуры, не принимают тот факт, что люди бывают разные, — говорил сам с собой Мелльберг.
Хедстрёма так и подмывало сказать, каким ограниченным совсем недавно был сам его шеф. Фразы, которыми он так легко бросался, прекрасно вписались бы в лексикон «Друзей Швеции». Правда, к чести Бертиля надо было сказать, что он избавился от предрассудков в ту же секунду, как влюбился в Риту.
— Этот сарай? — спросил Патрик, притормаживая перед одной из рыбацких построек на улице Хамнгатан. Они надеялись, что у них будет больше шансов застать Йона здесь, а не в его доме в Мёрхульте.
— На причале кто-то сидит, — сказал Мелльберг, заглядывая через забор.
Гравий скрипел под подошвами, выдавая их присутствие. Хедстрём думал было постучать, но решил, что это нелепо, и просто толкнул дверь. Йона Хольма он узнал сразу. Богусленскому фотографу удалось запечатлеть на снимках его типичную шведскую внешность и передать угрозу, таящуюся за широкой улыбкой. Теперь политик улыбался, но в глазах его читался вопрос.
— Здравствуйте, мы из полиции Танума, — Патрик представил себя и своего начальника.
— И? — Во взгляде Хольма появилась настороженность. — Что-то случилось?
— Это как посмотреть. Дело касается старой истории, которая снова стала актуальной.
— Валё, — произнес Йон, надевая маску отстраненности.
— Да, именно так, — агрессивным тоном заявил Мелльберг. — Это касается острова Валё.
Хедстрём сделал глубокий вдох и приказал себе сохранять спокойствие.
— Присядем? — предложил он.
Политик кивнул.
— Конечно, присаживайтесь. На солнце жарковато. Если хотите, могу открыть зонтик.
— Ничего, все нормально, — отмахнулся Патрик. Ему хотелось закончить разговор как можно быстрее, пока шефа не понесло.
— Читаете местную прессу, я погляжу? — Бертиль показал на лежащую на столе газету.
Хольм пожал плечами:
— К сожалению, плохих журналистов везде хватает. Автор исказил мои слова, неверно истолковал смысл моих утверждений и наполнил статью мерзкими инсинуациями.
Мелльберг ослабил воротник. Лицо его уже покраснело от жары.
— А мне статья показалась профессиональной, — возразил он.
— Журналист явно не умеет сохранять нейтралитет. Его мнение субъективно и не заслуживает нашего внимания, — покачал головой политик.
— Но ведь он подвергает сомнению программные заявления вашей собственной партии? Например, что иммигрантов, совершивших преступления, следует высылать из страны. К чему, вы думаете, это приведет? Человек жил в Швеции много лет, привык, освоился, а его высылают обратно на родину только за то, что он украл велосипед?
Бертиль повысил голос и уже вовсю брызгал слюной.
Патрик сидел в шоке. Это было все равно что наблюдать за приближением катастрофы. Будь он сто раз согласен с начальником, это не самый удачный момент для обсуждения политики.
Йон невозмутимо произнес:
— Это высказывание неверно истолковали наши противники. Я мог бы все пояснить, но, как я полагаю, вы приехали не за этим.
— Нет, мы здесь, чтобы поговорить о событиях на Валё в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, не так ли, Бертиль? — быстро вставил Хедстрём. При этом он наградил босса таким взглядом, что тот притих и против воли кивнул.
— Да, ходят слухи, что там что-то случилось, — сказал Хольм. — Вы нашли пропавшую семью?
— Не совсем, — уклонился от ответа Патрик. — Но кто-то пытался поджечь дом. Если бы ему это удалось, дочь вашего директора с мужем сгорели бы заживо.
Политик выпрямился.
— Дочь?
— Да, Эбба Эльвандер, — пояснил полицейский. — Или Эбба Старк, как ее сейчас зовут. Они с мужем ремонтируют дом.
