— Интересно, что об этом думал папа Руне? — поинтересовался Йоста.
— Зная его характер, он должен был бы прийти в ярость, узнай он об их отношениях.
— Если ее чувства были взаимными, — возразила писательница. — Аннели была без ума от Леона, но был ли он в нее влюблен? Если верить Йону, нет, но ведь они могли держать все в тайне.
— Ночные звуки… — вспомнил Флюгаре. — Ты рассказывала, что Уве Линдер слышал звуки по ночам. Может, это Леон с Аннели тайком встречались?
— Или это были привидения? — предположил Патрик.
— Ээээ… — промычал Йоста, изучая чеки. — Кстати, Эбба вернулась на остров?
— Да, на почтовой лодке, — ответила Эрика. Она взяла со стола альбом и теперь рассматривала фотографии. Там было фото женщины с длинными прямыми волосами, держащей на руках ребенка. — Вид у нее не очень счастливый.
Хедстрём заглянул ей через плечо:
— Это Инес и Эбба.
— Да, а это, наверное, другие дети Руне, — показала Эрика снимок троих детей разных возрастов, неохотно позировавших фотографу у стены. — Эбба будет счастлива, — вздохнула она, переворачивая страницы. — Ой, а это, должно быть, ее бабушка Лаура!
— Вид у старушки грозный, — отметил Йоста, заглядывая в альбом через плечо.
— Сколько ей было лет, когда она умерла? — спросил Патрик.
— Пятьдесят три. Ее нашли мертвой позади дома, — сказала его жена.
— Ничего подозрительного? — насторожился Хедстрём.
— Вроде нет. Йоста?
Флюгаре покачал головой.
— Нет, доктор сказал, что она встала ночью, вышла на улицу и там с ней случился инфаркт. Вот и все. Она умерла естественной смертью.
— Это ее мать бесследно исчезла? — продолжил спрашивать Патрик.
— Да, Дагмар исчезла в сорок девятом году, — подтвердила Эрика.
— Пьянчужка, — добавил Йоста. — Я, во всяком случае, так слышал.
— Удивительно, что Эбба нормальная при таких-то родственниках, — усмехнулся Хедстрём.
— Может, потому, что выросла не на Валё, а в доме с розовыми кустами? — предположил его старый коллега.
— Кто знает, — задумчиво произнес Патрик.
Двумя часами позже они закончили с вещами и разочарованно переглянулись. Эбба, конечно, будет рада увидеть личные вещи своей семьи, но ничего полезного для расследования они среди них не нашли. Эрике хотелось плакать. Она возлагала немалые ожидания на эти предметы, но они оказались лишь грудой бесполезного хлама.
Писательница посмотрела на мужа. Его явно что-то беспокоило — она хорошо знала это выражение лица.
— О чем ты думаешь? — спросила Эрика осторожно.
— Не знаю. Это… Нет, не важно… потом пойму, — с раздражением ответил Патрик.
— Надо собрать вещи обратно в коробки, — предложил Йоста.
— Да, ничего не поделаешь…
Хедстрём вместе с ним стал складывать вещи в коробку. Только Эрика стояла, задумавшись, и не делала попыток помочь. Она обвела комнату глазами в надежде что-нибудь обнаружить и уже готова была сдаться, когда взгляд ее упал на маленькие черные книжечки. Это были семейные паспорта, которые Йоста аккуратно сложил на столе. Женщина подошла ближе и молча пересчитала их. Потом разложила в ряд на столе.
Патрик оторвался от своего занятия и заинтересованно посмотрел на жену:
— Что ты делаешь?
— Ты разве не видишь? — спросила она.
— Вижу что?
— Пересчитай их.
Муж сделал то, что Эрика попросила, и зрачки его расширились.
— Тут только четыре паспорта, — сказала она. — А должно быть пять, учитывая, что Эбба была слишком мала для получения документов…
Хедстрём поднял паспорта, открыл их один за другим и проверил имена и фотографии, а потом повернулся к жене.
— Ну, что, кого не хватает? — спросила та.
— Аннели, — ответил полицейский. — Не хватает паспорта Аннели.
Мама знает лучше. Инес выросла с этой истиной и никогда не пыталась ее оспорить. Отца она не помнила. Ей было три года, когда с ним случился удар. Он оказался в больнице, где умер спустя пару недель. С тех пор они всегда были втроем: Инес, мама и Нанна. Иногда Инес задумывалась, любит ли она мать. В этом у нее не было уверенности. Девочка любила Нанну, любила мишку, с которым спала с малых лет, но любила ли она маму? Ей было известно, что родителей любить должно и что другие дети в школе любят своих мам. Когда Инес ходила с подружками к ним домой играть, она видела, как другие девочки бросаются в объятья своих мам и как те нежно им улыбаются. У нее все сжималось внутри при виде этой картины. Инес же дома ждали только объятья и улыбки Нанны. Мама хорошо относилась к ней, она никогда не повышала на дочь голоса. Напротив, это Нанна могла ее отругать, если девочка не слушалась. Но мама всегда решала все, а у Инес в доме не было права голоса. Для мамы очень важно было делать все правильно. Она всегда говорила: «Если что-то делаешь — делай это хорошо». Да, она ненавидела небрежное отношение к делу. Домашние задания по шведскому языку нужно было писать аккуратным почерком и только по линейке. Задания по математике нужно было выполнять так, чтобы ни одна цифирка не вышла за края клеточки. Ни в коем случае нельзя было стирать неверные ответы и записывать новые, так что Инес приходилось сначала делать все в черновике, а потом уже переписывать в тетрадку. А еще ей было абсолютно запрещено устраивать беспорядок в комнате. Потому что если там будет грязно, может произойти все, что угодно. Что именно может случиться, девочке было неизвестно, но комнату Инес должна была держать в чистоте. Лаура могла заглянуть туда в любой момент. И если там был беспорядок, на лице у нее появлялось такое разочарование, что Инес становилось страшно. После такого мать долго разговаривала с дочерью, а та ненавидела эти разговоры. Ей не хотелось разочаровывать маму, а именно об этом и были разговоры, о том, как сильно Лаура в ней разочарована. Нельзя было мусорить и в комнате Нанны, и в кухне. А в остальные комнаты — спальню, гостиную, гостевую комнату и салон — Инес не пускали. Вдруг она что-нибудь разобьет, боялась мама. Детям там, по ее мнению, делать было нечего. И Инес подчинялась. Так было проще. Ей не хотелось лишний раз обсуждать с матерью эти вещи. Поэтому проще было не провоцировать ее.
