— Я до сих пор не встречал вас, мадемуазель, — сказал доктор. — Впрочем, у вас уже есть имя. Это похвально, учитывая, что прошло всего несколько месяцев после того, как вы получили диплом благодаря доктору Косту.
Отравленная стрела достигла своей цели. Уязвленная Анжелина выпрямилась, держа на руках младенца, запеленатого в рубашку Гильема.
— Что вы хотите этим сказать, мсье? — сухо спросила она.
— Полагаю, вы прекрасно меня поняли. — Доктор ухмыльнулся. — Ладно, поскольку меня зря побеспокоили среда ночи, я ухожу. Мсье, мадам, мои поздравления. Мадемуазель Лубе, передайте от меня привет своему покровителю, вашему драгоценному Филиппу Косту. Я обосновался в Сен-Жироне, но еще не так давно работал в больнице Тарба. Там о вас все помнят.
Анжелина, ошеломленная столь явной враждебностью этого мужчины лет сорока, с черными усами и узким разрезом глаз, молчала, представляя, как два врача ведут разговоры на интимные темы, обсуждая, в частности, ее.
— Я очень рада этому, — наконец сказала она. — Что касается меня, то я постараюсь побыстрее забыть о вас, поскольку вы крайне невоспитанный и неприятный человек, мсье Рюффье. И даже если бы я получила диплом незаслуженно, как вы утверждаете, я не осмелилась бы, в отличие от вас, подходить к рожающей женщине с грязными ногтями и в пыльном рединготе. Но, возможно, вы не знаете, сколько несчастных матерей умерло от послеродовой горячки из-за несоблюдения элементарных правил гигиены так называемыми докторами!
Доктор, остолбенев, нахмурил брови. Тем не менее он больше ничего не сказал и поспешил выйти из комнаты.
— Хорошо сказано! — воскликнула Клеманс. — Не правда ли, дорогой деверь?
Гильем, который был отнюдь не в восторге от всего этого, буркнул «да». Он гладил Леонору по голове, растрогавшись, поскольку она беззвучно плакала.
— Тебе надо отдохнуть, дорогая. — Он вздохнул. — Марго обещала найти кормилицу к завтрашнему утру. Ты можешь положиться на нее, нашу кухарку, ведь она служит у нас лет двадцать.
Анжелина, еще не пришедшая в себя после неприятного инцидента, пеленала младенца. Она находила его некрасивым. У младенца были слишком крупные и резкие черты для такого крошечного личика. Весил он не более двух килограммов.
«Ты гордишься своими детьми, Гильем, — думала Анжелина. — Но у тебя есть еще один сын, Анри — наш сын, старший из твоих детей, красивый мальчик, умный, чувствительный. Если бы ты женился на мне, был бы ты со мной столь же нежен, столь же ласков после рождения нашего малыша? Несомненно…»
Погрустнев, Анжелина передала ребенка Клеманс, которая наблюдала за служанками, приводившими комнату в порядок.
— Благодарю вас, мадемуазель Лубе, — громко сказала невестка Гильема. — Если бы не вы, этот невинный младенец умер бы.
— Я считаю себя обязанной прийти не только завтра, но и в последующие дни, чтобы определить, каково самочувствие матери и ребенка, — ответила Анжелина. — Если вы предпочитаете, чтобы это сделал доктор, пусть так и будет, мне все равно.
— Приходи, конечно, — сразу же отозвался Гильем. — Раз у доктора грязь под ногтями, он не будет осматривать мою жену.
Анжелина торопилась уйти. Для нее было пыткой видеть обнимающихся супругов, которые что-то шептали друг другу и обменивались улыбками. К тому же ее ждал Луиджи. Он был для нее путеводной звездой в ночи, надеждой на лучшее будущее, ведь ей так хотелось, чтобы все плохое осталось в прошлом.
— Я провожу тебя, — сказал Гильем.
— Проводишь ее? — возмутилась Леонора. — Пусть кучер ее отвезет. Не покидай меня, Гильем, прошу тебя! И оденься!
— Я ненадолго, — сказал Гильем, надевая чистую рубашку, которую принесла ему горничная. — А ты отдыхай. Я должен рассчитаться с мадемуазель Лубе и сказать отцу, чтобы он поднялся и полюбовался нашим маленьким Эженом. Я решил назвать его в честь своей матери, Эжени, — объяснил он, обращаясь к Анжелине.
Анжелина сняла белый халат и косынку. При свете люстры с хрустальными подвесками ее темно-рыжие волосы засверкали, словно золотой венец, обрамлявший лицо с нежной, почти прозрачной кожей. Ее глаза еще больше, чем прежде, напоминали аметисты. «Дьявольская красота! — подумала Леонора. — Боже, зачем мы уехали с островов?» Измученная, рассерженная, она спряталась под простынями с вышитыми вензелями Лезажей. В коридоре Анжелина сурово посмотрела на Гильема.
