— Ирена. Мадемуазель, от всей души благодарю вас! Вы такая добрая, такая щедрая! А как ваше имя?
— Анжелина.
— Анжелина… Это имя так подходит вам! Вы такая же красивая и нежная, как ангел.
— Вы льстите мне. Я не лучше других. Прошу вас, не плачьте. У меня в сундуке лежат детские вещи. Мы запеленаем малышку, а затем я сообщу вашему мужу о том, что вы согласились остаться здесь.
— Объясните ему, ну, насчет малышки…
— Это мой долг, и я его исполню. А вы отдыхайте.
Анжелина решительным шагом вышла из диспансера и, озаряемая лучами солнца, направилась к мужчине, который пристально смотрел на нее. Он ни на мгновение не мог заподозрить, насколько ей было тяжело, как она страшилась сообщить ему плохую весть. Но он все понял по ее большим фиолетовым глазам.
— Господи Иисусе! Какие-нибудь неприятности? — дрожащим голосом спросил он.
— Ваша супруга чувствует себя хорошо, дочь тоже. Но я думаю, что этот ребенок… ребенок отличается от других детей. Возможно, у нее монголизм.
— И что? Плевать! Мы все сделаны из разного теста. Это моя малышка, и я хочу видеть ее и поцеловать. Нам ее послал добрый Боженька, и мы будем любить ее такой, какая она есть.
— В таком случае идите и поцелуйте их обеих! — воскликнула Анжелина.
Анжелина сквозь слезы смотрела, как мужчина устремился к диспансеру. Тут на ее плечо легка мужская рука. Это был Луиджи.
— Я дал перекусить этому восьмилетнему крепышу, который все время дразнил Спасителя. Он разговаривает с Розеттой, поглощая все твои запасы сыра. Им негде ночевать. Мы могли бы приютить их, как ты думаешь?
Акробат улыбался. Его темные глаза были полны сочувствия. И вдруг Анжелина расцвела.
— Ты, ты! Ты тот, кто должен жить вместе со мной, ты тот, кем я буду всегда гордиться! Я буду с гордостью называть себя твоей супругой, Луиджи! Спасибо, спасибо!
Анжелина обвила его шею руками, опьянев от счастья, напитанного ароматами рая. Для нее сейчас не имел значения союз их тел, который рано или поздно они скрепят. Ей был важен лишь крепкий союз их душ. Их родственных душ.
Сен-Лизье, улица Мобек, в тот же день, поздним вечером
Приближалась полночь. Анжелина и Луиджи лежали на кровати молодой женщины, которая, прижавшись к плечу своего жениха, подробно рассказывала ему о своем визите в мануарий Лезажей. Слабый свет свечи падал на стены, выкрашенные в охровый цвет, старый деревянный сундук, потемневший от времени, небольшой угловой камин и массивный шкаф, сколоченный отцом Адриены Лубе несколько десятков лет назад.
— Так значит, Гильем пристрастился к гашишу. — Акробат вздохнул. — И ты этим объясняешь его странное поведение? Возможно, ты права. Надо спросить у доктора. Признаюсь тебе, я никогда не встречал мужчин, курящих гашиш, даже в Барселоне. Впрочем, я не был близок ни к светскому обществу, ни к аристократическим кругам.
— Я заглянула в словарь Жерсанды, когда ходила за одеялами для наших гостей. В общем, он курит индийскую коноплю. На Востоке ее называют травой факиров. Она вызывает причудливые видения, человек становится как бы невменяемым.
— Таким образом, несчастный случай произошел не по твоей вине, — успокоил Анжелину Луиджи.
— Я только и делаю, что твержу себе об этом. Я сразу же испытала огромное облегчение, но меня очень беспокоит судьба этого несчастного ребенка, малыша Эжена.
Луиджи еще крепче прижал Анжелину к себе и поцеловал в лоб. Он чувствовал, что она устала, что ее снедает тревога.
— Ну, успокойся! Сегодня ты сделала все, что было в твоих силах, и заслужила право на отдых. Думаю, ты преподала хороший урок Леоноре Лезаж. Теперь она будет уделять внимание своему малышу. Признайся, мы провели чудесный вечер. Твоя картошка с салом была восхитительна, Робер прекрасно играет на аккордеоне, а его отпрыск то и дело смешил Розетту.
Анжелика нежно улыбнулась. Прежде чем ответить, она прижалась щекой к щеке Луиджи, выпрашивая поцелуй.
— Нет, нет и нет! — тихо возразил он. — Это слишком опасно. Потихоньку ты заманила волка в овчарню, прекрасно зная, что я могу тебя покусать. Я не уверен, что смогу сопротивляться, лежа на этой кровати, на которой ты провела столько одиноких ночей, мечтая обо мне!
