Но я рассчитываю на тебя. Я буду очень рад вновь увидеть твоего малыша, который вырос и наверняка научился говорить.
Мы с Албани целуем тебя. Пришли мне письмо, приедешь ли ты в Ансену.
Твой любящий дядюшка Жан
— А он хорошо пишет, ваш дядюшка! — сказала Розетта, с интересом слушавшая, как Анжелина читает письмо.
— Да, но когда он говорит с тобой, его речь становится более колоритной, порой более грубой. Всякий раз, когда он выходил из себя и принимался метать громы и молнии, что часто с ним случается, Октавия была шокирована.
— Он похож на вашу маму? Вы рассказывали мне о нем, но никогда не описывали.
— Нет. Но я похожа на него до такой степени, что вполне могла бы сойти за его дочь. Волосы у него рыжие, а кожа более светлая, чем у меня. Он высокий, черты лица у него тонкие. В плечах он широкий. Ему пятьдесят четыре года, но выглядит он не на свой возраст. Я уверена, что Луиджи с радостью поедет со мной. Это будет наше первое путешествие в долину, где мы встретились, перед нашим паломничеством в Сантьяго-де-Компостела.
— Мне вас будет не хватать, — вздохнула Розетта. — Это паломничество займет у вас несколько месяцев. Вам придется преодолеть более шестисот километров.
— Мы быстро вернемся. А ты будешь жить у мадемуазель Жерсанды и следить за малышом.
С разрешения отца Ансельма Анжелина исказила правду, объясняя необходимость этого паломничества старой даме, Октавии и Огюстену Лубе. Она постаралась как можно меньше лгать, уточнив, что священник принял такое решение после ее исповеди. Это епитимья за ее преступную связь с Гильемом Лезажем и за зачатие ребенка вне священных уз брака.
— Я не осмеливалась причащаться, отказывала себе в праве на евхаристию, — говорила Анжелина. — И я обещала отцу Ансельму совершить паломничество, поскольку жаждала получить отпущение грехов.
— Это будет странное свадебное путешествие! — воскликнула Жерсанда. — Паломничество — это еще можно понять, но это несправедливое по отношению к новобрачным требование воздерживаться…
— Меня это вполне устраивает, — оборвала старую даму Анжелина.
Это был крик души. Перспектива длительного путешествия с одним только Луиджи приводила в восторг молодую женщину. Они не будут иметь права заниматься любовью, но, вернувшись в родные края, наверстают упущенное. Идти рядом, держась за руки, делить трапезу на обочине дороги, разговаривать по вечерам, глядя на звезды… Анжелина была уверена, что всего этого им вполне хватит.
С начала периода искупления, как называла это время Анжелина, молодая женщина пребывала в благодушном настроении. Порой ей даже казалось, что она стала невинным ребенком. Анжелина была уверена, что ей не удалось бы спасти Денизу и ее малыша, если бы она сначала не примирилась с Богом.
Сейчас же она не без тревоги распечатывала второе письмо, поскольку узнала почерк Клеманс Лезаж. На прошлой неделе невестка Гильема прислала ей коротенькую записку, на которую Анжелина еще не ответила. На этот раз Анжелина не решилась читать письмо вслух, что позволило Розетте вновь погрузиться в меланхоличные размышления.
Моя дорогая Анжелина!
Я напрасно ждала от вас несколько строк, но я не сержусь на вас, поскольку знаю, что в ваших услугах нуждаются многие, так что вы наверняка заняты.
Сегодня я берусь за перо с тяжелым сердцем, в расстроенных чувствах, поскольку мне предстоит сообщить вам печальные новости. Свекор и мой муж возили Гильема в Тулузу на консультацию к известному врачу. Приговор был суров: мой деверь останется парализованным. Он обречен закончить свои дни в инвалидной коляске, во всем зависеть от нас. Это был тяжелый удар для нас всех, но особенно для Гильема. Он, ошеломленный, отказывается верить в этот диагноз, а мы не решаемся оставить его одного из страха, что он отважится на отчаянный поступок. Мне больно смотреть на него. Я так много плачу!
Обеспокоенный состоянием сына, мой свекор нанял медсестру, вдову мадам Меснье, женщину сорока шести лет, весьма крепкого телосложения, что необходимо, чтобы управляться с нашим больным. Я считаю ненужным описывать вам, что означает инвалидность для молодого человека. Неделю назад мы переоборудовали в спальню курительную на первом этаже, примыкающую к большой гостиной. Леонора притворяется грустной, но я, обладая развитой интуицией, догадываюсь, что она испытывает огромное облегчение, даже торжествует в душе, что вызывает у меня отвращение. Эта молодая женщина не нравится мне. Она едва обращает внимание на своих сыновей. Большую часть дня Бастьен проводит с моей трехлетней дочерью Надин и ее няней. Что касается малыша Эжена, то о нем никто не заботится, кроме его кормилицы, славной женщины. Его просто лишили права на ласку и любовь. Этот несчастный трехмесячный малыш тает на глазах. Именно об этом я и собиралась вам написать.
