Виктор Пикемаль остановился на улице Мобек, прямо перед воротами дома Анжелины, и спрыгнул на землю, чтобы помочь своей пассажирке выйти из фаэтона. Он был выше ее на голову. Отвесив любезный поклон, юноша сказал:
— Спокойной ночи, мадемуазель. Еще раз благодарю вас за то, что спасли мою сестру. Завтра я поставлю в церкви свечу, чтобы возблагодарить Господа и Пресвятую Деву Марию.
— Вы правильно сделаете, Виктор. Прощаюсь с вами до завтра, поскольку обещала приехать, чтобы убедиться, что мама и малыш чувствуют себя хорошо.
— В котором часу вам будет удобно? Я с удовольствием заеду за вами.
— У меня есть коляска и белая кобыла, спокойная, как ягненок. И все же большое спасибо.
— Очень жаль. Возможно, я тогда познакомился бы с вашей фрейлиной.
Анжелина рассмеялась. Этот юноша пришелся ей по душе.
— Приезжайте завтра утром, часов в десять.
— Договорились. Я буду пунктуален, не волнуйтесь.
Анжелина простилась с Виктором и вошла во двор. Ей навстречу устремилась белоснежная масса. Овчарка, положив лапы на плечи молодой женщины, принялась лизать ее подбородок.
— Прекрати, Спаситель! Успокойся, моя собака! Что за манеры!
В это мгновение Анжелина почувствовала, что ее обнимают мужские руки. Едва заметив Анжелину, Луиджи вышел из конюшни, чтобы прижать ее к себе.
— Анжелина, похоже, ты помчалась на помощь пациентке? Ты, которая твердо решила отречься от своего ремесла!
Луиджи шептал Анжелине в затылок, вдыхая аромат ее волос:
— Я так спешил к тебе! Я хотел рассказать о своем визите в аббатство. Ой, да ты дрожишь! Мы все тебя ждем.
— Я дрожу от радости, Луиджи, — прошептала Анжелина. — Мне тоже не терпелось тебя увидеть.
Он, не разжимая объятий, повел ее к дому.
— Октавия оставила тебе твою порцию. Анри уснул, прижавшись к Розетте. Моя мать делает успехи: она выпила кофе, чтобы дождаться твоего возвращения. Анжелина, прежде чем мы войдем в дом, я хочу тебе кое в чем признаться. Я беседовал наедине с отцом Северином. Разумеется, он радуется тому, что мы поженимся, поскольку я положу конец своей вольной жизни. Это его слова. Увы! Я поклялся ему, что не дотронусь до тебя до благословения нашего брака. Тут невольно станешь неверующим.
Анжелина с серьезным видом посмотрела на Луиджи потом скорчила гримасу, которую он счел очаровательной.
— Это мудрое решение. Сегодня я тоже вступила на путь целомудрия и стала рассудительнее. Я потом объясню тебе, что произошло. Мы сможем подождать, не правда ли? Два с половиной месяца или чуть больше — это не так уж долго.
— Для меня это станет вечностью! — простонал Луиджи. — Но какое это восхитительное и сладостное ожидание! И какая в конце концов нас ждет награда!
— Замолчи! — смеясь, воскликнула Анжелина.
Они поцеловались под покровом теплой сентябрьской ночи, и поцелуй этот был еще более нежным из-за запрета.
Сен-Лизье, четверг, через две недели, 29 сентября 1881 года
Анжелина и Розетта сидели около огня. Утро было дождливым, слишком холодным для этого времени года. Пламя гудело, его языки извивались, поленья потрескивали. Порой облачка золотистых искорок рождались в глубине камина и, несомые теплым потоком воздуха, взлетали вдоль стены, почерневшей от жира и сажи.
— Вчера вечером Луиджи сказал, что в горах, в районе Валье, шел снег, — заметила Анжелина, пришивавшая пуговицы к блузке.
— Да, можно подумать, что скоро зима, — мечтательно отозвалась Розетта.
Доктор Бюффардо разрешил ей днем сидеть в кресле, положив загипсованную ногу на табурет.
— Барышня молода и пышет здоровьем. Перелом быстро срастется, — заявил он. — Обещаю, что она встанет на ноги до Рождества и будет плясать на вашей свадьбе, мадемуазель Лубе.
Весь город знал, что в декабре Анжелина выходит замуж за Жозефа де Беснака. Каждый раз, когда молодая женщина встречала соседку или заходила в лавку, чтобы сделать покупки, ей приходилось показывать кольцо, которое Луиджи подарил ей по случаю помолвки. Тотчас раздавались радостные восклицания. Особый восторг вызывал драгоценный камень аметист, напоминавший о цвете глаз молодой женщины.
Розетта тяготилась своим положением, но старалась быть полезной. Прикрыв колени фартуком, она чистила овощи или лущила фасоль. Помимо этого, она чинила простыни и полотенца. Порой Октавия, совершенно не умевшая шить, приносила ей белье для починки.
