— Да, правда. Наша дочурка редко плакала, когда ты кормила ее грудью, — заметил молодой отец.
— Но у меня соски потрескались, — сказала Фаншона. — Соседка сказала мне, что я могу кормить малышку коровьим молоком. Она посоветовала мне есть петрушку, много петрушки, чтобы молоко пропало. Я больше не могла терпеть боль, когда кормила грудью Луизу. Из сосков текла кровь, мадемуазель Лубе. Это была настоящая пытка!
— Если бы вы посоветовались со мной, я рекомендовала бы вам пользоваться мазью на основе перетопленного свиного жира и толченого миндаля. Эта мазь творит чудеса. Ваша дочь не переносит коровьего молока, она еще слишком маленькая. Ей скорее подойдет козье молоко, да и то чуть позже. А теперь, чтобы она больше не болела, вы должны найти кормилицу. Иначе она будет чахнуть и ее постоянно будут мучить колики.
Тут вбежала запыхавшаяся Розетта. Быстро поздоровавшись со всеми, она протянула Анжелине ее саквояж.
— Спасибо, Розетта. — Анжелина вздохнула.
И вновь у нее возникла мысль об открытии диспансера или кабинета. Ведь она в очередной раз стала свидетельницей последствий невежества не только матерей, но и бабушек и их соседок. «Если владелец Дома ангела откажется продать его, что ж! Я открою диспансер на улице Мобек. В таком случае расходы будут менее значительными, да и ремонт не займет много времени», — думала Анжелина.
Она провела часть ночи подле Луизы вместе с родителями девочки, Розеттой и Мадленой Серена. Когда она собралась уходить, ребенок крепко спал.
— Я смогла ей помочь, но, как вы и сами чувствуете, от ее испражнений исходит зловоние. Вы видели, сколько усилий понадобилось, чтобы она опорожнилась! Теперь вы все понимаете. Когда Луиза проснется, дайте ей кипяченой воды, подслащенной медом. И постарайтесь побыстрее найти кормилицу. Другого выхода нет. Уже завтра Луиза должна пить грудное молоко.
— Мне кажется, что я знаю такую женщину. Она живет на дороге, ведущей в Гажан, и пользуется хорошей репутацией, — сказала Фаншона. — Это недалеко от нас.
— На рассвете я отправлю к ней служанку, — пообещала бабушка Луизы, измученная бессонными часами.
— Хорошо, я оставляю вас. Пойдем, Розетта.
Они, взявшись за руки, шли по улице Нобль и разговаривали. Проходя под каменными аркадами рынка, Розетта заметила, что окна Жерсанды де Беснак темные.
— Все уже легли, мадемуазель Энджи, кроме нас. А ведь нам так и не удалось выпить шампанского!
— Мы выпьем его в другой раз. Мне очень жаль, что все так вышло.
— Но вы же не могли отказать в помощи этой несчастной малышке!
И вдруг Анжелина осознала, что она совсем не думала о Луиджи, целиком поглощенная заботой о Луизе. Страстное желание, от которого у нее кружилась голова, потухло.
«Прежде всего — мое ремесло, — мысленно говорила себе Анжелина. — Сколько раз папе приходилось ложиться спать без мамы! Он всегда жаловался на это. Если я выйду замуж и у меня родится второй ребенок, я буду вынуждена отказаться от своего ремесла».
— Почему вы молчите, мадемуазель? — удивилась Розетта.
— Я сплю на ходу. Поскорее бы добраться до кровати и лечь! Кто знает, может, мои услуги вскоре снова понадобятся. Я должна отдохнуть. Но мы обо всем поговорим завтра. Я приняла решение. Я открою диспансер для матерей и младенцев.
— А я буду помогать вам. Скажите, ведь у меня тоже будет белый халат, правда?
— Разумеется.
Они улыбнулись друг другу. Будущее казалось им радужным, полным больших возможностей.
Сен-Лизье, три недели спустя, понедельник, 15 августа 1881 года
Стояла жара, но она не мешала маленькой бригаде работать не покладая рук. Мужчина в старой холщовой рубахе, в платке, прикрывавшем длинные черные волосы, убирал мусор, валявшийся на полу прежней мастерской Огюстена Лубе. Это был Луиджи, вооруженный лопатой и граблями, с мокрым от пота лицом. Недалеко от него Розетта в сером переднике и соломенной шляпке громко пела, держа в руках мастерок, с помощью которого она штукатурила стену известкой, смешанной с песком.
В моем стойле есть два больших быка,
Два больших белых быка с рыжими пятками.
Плуг сделан из клена,
А лемех из падуба.
