У Луиджи перехватило дыхание. От отвращения его глаза чуть не вылезли из орбит.
— Нет, слава Богу! Розетта сумела от него сбежать. После этого я встретила ее в Люшоне тем холодным утром. Она просила милостыню на паперти собора.
— Какая вы добрая, преисполненная сочувствия! — прошептал Луиджи, что очень удивило Анжелину.
Он погладил Анжелину по щеке, а затем, вдруг побледнев, вышел за ворота и быстро зашагал по улице Мобек. Анжелина провожала его взглядом. Потом она робко провела рукой по лицу, словно собирая невидимый отпечаток этой нежданной ласки.
Улица Нобль, вечером
Несмотря на розоватый сумеречный свет, заливавший гостиную, Октавия зажгла свечи. Стол, покрытый белой скатертью, был сервирован на пять персон. Хрустальные бокалы сверкали. Анжелина, с помощью Розетты уложившая Анри спать, задержалась в коридоре и взяла девушку за руку.
— Вот видишь, я была права. Мой малыш очень обрадовался, увидев тебя! Для него это стало настоящим праздником. Я даже немного приревновала тебя к нему.
— Да, это так. У меня сразу потеплело на сердце. К тому же мы здесь поужинаем. Похоже, эта идея пришла в голову мсье Луиджи. Мне Октавия сказала. И она будет сидеть с нами за столом, хотя ей это и не нравится.
— Если он попросит мадемуазель Жерсанду ходить на руках, она, невзирая на свой возраст, сумеет это сделать, — прошептала Анжелина, пребывавшая в радостном настроении.
Поцелуй, а теперь и ласковое поглаживание по щеке подействовали на Анжелину как очень эффективное лекарство. На данный момент этого было вполне достаточно, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей.
— Как я рада! Вы становитесь еще красивее, когда улыбаетесь. Правда, я слежу за своей речью? Вы видите?
— Нет, но я слышу. И я поздравляю тебя.
Они подошли к старой даме, сидевшей за своим любимым круглым столиком. Окна гостиной были широко распахнуты. Вместе со свежим воздухом в комнату врывались пронзительные крики ласточек, неустанно порхавших над крышами.
— Мои дорогие крошки! — воскликнула Жерсанда. — Сегодня благословенный, праздничный вечер. Подумать только! Мы ужинаем все вместе! Октавия обещала устроить настоящий пир. Будет соте из кролика, приправленное петрушкой, маслом и уксусом, и ванильный флан. Я почувствовала безмерное облегчение, когда Луиджи сообщил мне, что вы вернулись, и та и другая! Розетта, ты должна поведать нам о своих приключениях. Энджи успела мне сказать, что ты ночевала среди руин. Да садитесь же…
— Я бегала при грозе, — сообщила Розетта. — И даже не обращала внимания на раскаты грома и молнии.
— Мы выпьем шампанского в твою честь, — пообещала Жерсанда. — Смотрите, а вот и наш музыкант!
Луиджи появился на пороге комнаты, держа в руках скрипку. Его черные волосы были чистыми и аккуратно уложенными. Однако он не надел рубашку, словно бросая вызов присутствующим.
— Дамы, — заговорил Луиджи, — прошу вашего внимания. Анжелина, не потревожу ли я сон вашего ребенка, если сейчас сыграю мелодию, сочиненную мной?
— Он так и не заснул, и я полагаю, что музыка убаюкает его. Анри очень капризный, но он любит музыку и песни, — лукавым тоном ответила Анжелина.
Октавия вышла из кухни, держа в руках тряпку. Лицо ее раскраснелось, поскольку от дровяной печи исходил сильный жар. Служанка прислонилась к косяку двери.
Слегка улыбнувшись, Луиджи направился к камину. Склонив голову, он прижал подбородок к инструменту и поднял смычок. Едва раздались первые звуки, навевающие меланхолию, Жерсанда чуть не заплакала. Сначала звуки скрипки были нежными, чарующими, потом вдруг стали пронзительными, мощными. Аккорды звучали все громче и громче. Душераздирающая тоска уступила место проблескам радости и надежды. Служанка даже начала притопывать в такт правой ногой.
Восхищенная Розетта принялась раскачиваться на стуле. Что касается Анжелины, то она, закрыв глаза, погрузилась в мечтания. Из всех женщин, собравшихся в этот вечер в гостиной, только одна она встречалась с Луиджи, когда он вел кочевой образ жизни. Она вновь видела его в куртке из волчьей шкуры среди зимнего пейзажа в долине Масса.
«Что он хочет выразить своей музыкой? — думала Анжелина. — Звуки то берут за душу, то заставляют веселиться. И возникают мысли о нем, да, о нем, кто искал своих родных, привлекал своими выходками и красноречием, но на самом деле страдал от одиночества, голода и холода».
