— А где я буду есть? — осторожно поинтересовался Митятюля. Он видел, в каком состоянии находится жена, и поэтому не хотел затевать с ней ссору.
— Там где и всегда. В столовой!
— Конечно. Как скажешь, милая! — настороженно оглядываясь на жену, Митятюля засеменил к выходу.
— Фартук сними.
— Конечно, конечно, — Митятюля снял его и протянул жене. Та, с угрожающим видом, вырвала у него фартук из рук.
— И гуся своего никчемного забери! — потребовала госпожа Митятюля
— Прости, милая, я знаю, что это твоя любимая, но… — Митятюля, опасливо поглядывая на жену, завернул гуся в злополучную скатерть и, сунув под мышку, поспешно покинул кухню.
Митятюля вышел в маленькую прихожую, где стояла невзрачная мебель, а оттуда прошёл к выходу. Он всё время шёл на цыпочках, и постоянно оглядывался назад, всячески стараясь не привлекать к себе внимания жены. Митятюля медленно открыл дверь и, выйдя из квартиры, так же медленно закрыл дверь за собой. Он сделал шаг, собираясь спуститься по лестнице, но поскользнулся и с грохотом покатился по ступеням вниз. Гусь, завёрнутый в скатерть, вылетел из–под мышки.
— Я говорила тебе, что надо убрать снег! — раздался из дома голос. А вскоре из–за двери высунулось лицо жены. Увидев его сидящим на снегу возле лестницы, жена коротко засмеялась.
— Вот видишь, к чему приводит твоя самостоятельность? Вместо того чтобы жарить гуся, убрал бы снег с лестницы. В следующий раз будешь более внимателен к моим просьбам.
— Она скрылась, а вскоре снова появилась и кинула ему тёплую куртку. — Оденься, не то снова простудишься.
Лицо жены, наконец, исчезло за дверью. Пока она стояла, он вынужден был улыбаться, хотя спина невыносимо болела. Но он ни за что не признался бы в этом своей…сварливой жене, как называл её сам Митятюля. Охая и кряхтя, Митятюля поднялся со снега и начал отряхиваться. Очистив себя от снега, он поднял куртку, но надевать не стал. Изобразив злорадную гримасу входной двери, он аккуратно сложил куртку на нижней ступеньке лестницы и уже собирался уходить, когда снова раздался голос:
— Я сказала — надень, а не положи на лестницу!
Лицо Митятюли удивлённо вытянулось. Голос жены доносился из кухни. Митятюле ничего не оставалось, как поднять и надеть куртку. Одеваясь, он покосился на входную дверь и пробормотал себе под нос:
— Через лет десять станет такой же ведьмой, как и её мамаша!
— И не вздумай ругать мою маму! — снова раздался голос из кухни.
У Митятюли вновь удивлённо вытянулось лицо. Он некоторое время растерянно смотрел на входную дверь, а потом, отвернувшись от неё, начал искать взглядом…
злополучного гуся. Небольшой двор был полностью завален снегом. Свободной оставалось лишь узкая дорожка, ведущая к наружной калитке. Митятюля прошёлся по дорожке, но так и не нашёл того, что искал. Он снова вернулся к лестнице и огляделся.
Гуся нигде не было заметно.
— Улетел он что ли? — пробормотал себе под нос Митятюля. Он обошёл дом и сразу увидел…злополучного гуся. Позади дома были сооружены два снеговика. На голове одного из них и торчал…обугленный гусь. Пятнадцатилетний сын Митятюли стоял на расстоянии нескольких шагов от снеговиков и бросал в них снежки. По всей видимости, гусь составлял главную цель мальчика. Однако, как он ни старался, так и не мог в него попасть. Мальчик был точной копией своего отца. Маленького роста с невыразительными чертами лица. Лоб у мальчика был нахмурен. Губы плотно сжаты.
А под глазом…красовался здоровый синяк. Митятюля несколько минут наблюдал за ним, а потом окликнул его:
— Чего тебе? — огрызнулся сын. Не обращая на отца ни малейшего внимания, он продолжал бросать снежки в снеговиков.
— Приам!
— Я тебе сколько раз говорил,…не называй меня этим дурацким именем, — закричал сын,
— никогда не называй, — он со злостью запустил снежок в гуся. И снова промахнулся.
— Не понимаю, чем тебе не нравится имя Приам? — словно оправдываясь, спросил у сына Митятюля. — Это ведь имя царя Трои. Царское имя!
— Царское имя? Да это имя — полный отстой. Ребята надо мной всё время потешаются…
«Пана» называют. Зачем ты вообще назвал меня этим именем? Назвал бы лучше
