— Год назад, — скупо ответила она. — Я провела там две недели.
— Как он вам понравился?
— Париж? — Она приказала себе расслабиться. — Это было целую жизнь назад, так давно, что кажется, все это происходило не со мной. Красивый город, похожий на старую женщину, которая еще умеет кокетничать. Он утопал в цветах, ароматы стояли невероятные. Когда три дня подряд шел дождь, я сидела и смотрела на черные зонтики, спешащие мимо, и распускающиеся цветы.
Гейб инстинктивно положил руку на ее руку, чтобы успокоить возбужденное движение ее пальцев.
— Вы не были там счастливы?
— В весеннем Париже? — Она крепче сцепила руки. — Только безумец не будет там счастлив!
— Отец ребенка… был там с вами?
— Какое это имеет значение?
Это не должно иметь значения. Но сейчас, глядя на картину, Гейб думал о ней. И ему хотелось все знать.
— Вы его любили?
Любила ли она его? Лора снова посмотрела на огонь, но ответы были не простыми. Любила ли она Тони? Ее губы немного скривились. Да, любила, она любила Тони таким, каким сама себе придумала.
— Очень. Я очень любила его.
— Как давно вы одна?
— Я не одна. — Она положила руку на живот. Почувствовав ответное движение, Лора широко улыбнулась. Взяв руку Гейба, она прижала ее к животу. — Чувствуете? Невероятно, правда? Там кто-то есть!
Он почувствовал под своей рукой сначала чуть заметное движение, затем энергичный удар, удививший его. Не раздумывая, он придвинулся поближе.
— Похоже на удар левой. Такое впечатление, будто кто-то стремится вырваться оттуда. — Он знал это чувство, нетерпение, разочарование оттого, что ты заперт в одном мире, хотя мечтаешь о другом. — А что чувствуется с другой стороны?
— Жизнь. — Засмеявшись, Лора придержала его руку на своем животе. — В Далласе при очередном осмотре включили монитор, и я услышала биение сердца ребенка. Оно было таким частым, таким нетерпеливым. Ничто в мире не звучало столь удивительно. И я думаю…
Но Гейб смотрел на нее глубоким, изучающим взглядом. Их руки были по-прежнему переплетены, тела лишь касались друг друга. По мере того как жизнь внутри нее становилась более интенсивной, учащался и ее пульс. Теплота, интимность момента нахлынули на нее. У нее перехватило дыхание и захлестнула волна желания.
Ему нестерпимо хотелось крепко обнять ее. Стремление прижать ее к себе и держать так было острым до боли. Ворочаясь на полу свободной комнаты, Гейб думал о ней каждую ночь, пытаясь заснуть. В его снах они сливались вместе в постели, ее дыхание обдавало теплом его щеку, волосы путались в его руках. А просыпаясь, он говорил себе, что сошел с ума! То же самое он подумал и сейчас и отодвинулся.
Гейб не только услышал, но и почувствовал ее тихий вздох.
— Если вы в состоянии, я бы не прочь поработать еще.
— Конечно. — Лора чуть не зарыдала. Это естественно, успокаивала она себя. Беременные женщины часто становятся плаксивыми. Просто они так выплескивают свои эмоции, а потом быстро справляются с ними.
— У меня есть идея. Погодите минутку.
Гейб вышел в соседнюю комнату, а Лора осталась ждать сидя.
Несколько мгновений спустя он вернулся с темно-синей рубашкой в руках.
— Наденьте это. Полагаю, контраст между мужской рубашкой и вашим лицом даст великолепный эффект.
— Хорошо. — Лора удалилась в спальню и сняла большой розовый свитер. Она начала продевать руку в рукав и уловила на тяжелом хлопке его крепкий, откровенно сексуальный запах.
Мужчина! Не в состоянии сопротивляться, она потерлась щекой о мягкий материал. Запах был довольно терпким, но почему-то даже этот запах дарил ей ощущение безопасности. И в то же время, как ни глупо, он заставлял ее испытывать тупую, глубокую дрожь желания.
Разве можно хотеть Гейба как мужчину, когда на ней лежит такая ответственность? Но рядом с ним она не чувствовала себя грешницей. У него тоже были свои печали, и она их видела, чувствовала. Вероятно, их обоюдная, вынужденная изоляция заставляла ее чувствовать так, словно она давно знает и любит его.
Вздохнув, она надела рубашку. Что она знает о собственных чувствах? Когда в первый и единственный раз она полностью доверилась им, это принесло ей только несчастье. Какие бы эмоции ни пробудил в ней Гейб, у нее достанет ума не поддаться чувству благодарности. Когда она вернулась в главную комнату, он делал наброски, размышлял, что-то выбрасывал, что-то оставлял. Подняв взгляд, он понял, что его представления об этой женщине страшно далеки от истины.
