Таков был общий подход Сахарова, ясно сформулированный в его Нобелевской лекции: соблюдение индивидуальных прав человека, бескомпромиссность в вопросах элементарной гуманности — лучший способ обеспечить международную безопасность; лидеры и правительства, нарушающие права граждан своих стран, опасны для всего мира; невмешательство во внутренние дела в вопросах соблюдения прав человека неприемлемо. Всё это сегодня кажется очевидным, но в жизни парадоксальным образом самые простые вещи оказываются самыми трудными для понимания. Сахаров с невероятной настойчивостью и последовательностью добивался усвоения этих истин, будучи одновременно и учителем, и исследователем, а иногда и объектом поставленных им самим, как представлялось, смертельно опасных «пробных экспериментов». В истории науки известны случаи, когда, например, создатель новой вакцины первую ее инъекцию делает самому себе. В таком случае возможны два варианта: если его идеи были ошибочны, он умирает, если же он был прав, то результатом становится спасение жизней миллионов людей. Сахаров не раз совершал действия, казавшиеся самоубийственными. И оставался невредим. И таким образом делал еще один шаг к изменению мира к более безопасному его состоянию.
Чрезвычайно наглядную иллюстрацию этого «метода» Сахарова дал многолетний сотрудник ОТФ профессор Д.А. Киржниц (1926–1998), сравнив его действия с подвигом русского летчика Константина Арцеулова во время Первой мировой войны [16]. В 1916 году, проверяя правильность своих представлений о механизме выхода из смертельного штопора, Арцеулов первым в истории авиации преднамеренно «свалил» свой самолет в штопор (совершив, как были уверены сотни свидетелей этого эксперимента, демонстративное самоубийство) и благополучно вышел из него, создав методику, спасшую жизнь множеству летчиков. Давид Абрамович говорил мне, что был лично знаком с Арцеуловым и что знаменитый летчик-испытатель не миновал сталинских лагерей. По методу Арцеулова надо было делать нечто противоестественное, прямо противоположное тому, к чему взывали инстинкт самосохранения и тогдашний опыт пилотирования, — нужно не противодействовать тем уклонениям от курса, которые ведут к сваливанию в штопор, а, напротив, усиливать их! Не стараться выйти из штопора, а, напротив, сделать падение самолета еще более крутым и тем самым набрать скорость, при которой возможен последующий выход из пике.
Многие действия Сахарова тоже казались современникам совершенно противоестественными, вступающими в противоречие с инстинктом самосохранения. Назову, к примеру, его первую пресс-конференцию для иностранных журналистов 21 августа 1973 года, когда сверхсекретный ученый, в недавнем прошлом разработчик ядерных зарядов, заявил об опасной сверхмилитаризации Советского Союза, о его агрессивности, об угрозе «заражения мира тем злом, которое гложет Советский Союз», разъяснив публично свою главную идею: в отсутствии демократических реформ и соблюдения прав человека в СССР экономическая «разрядка» чрезвычайно опасна; «Они (т. е. Запад — Б.А.) должны понимать, что имеют дело с крайне коварным партнером, располагающим преимуществами тоталитарного режима» (см. [17], стр. 77–99). И произнеся эти слова в Москве, в столице критикуемого им первого в мире государства «реального социализма» Сахаров, тем не менее, остался жив, хотя никто не мог понять «Почему?!». И даже сегодня это остается вопросом для историков.
Выступая здесь в ФИАНе в 2002 году при открытии Третьей сахаровской конференции по физике, я, разумеется достаточно условно, определил три «динамические характеристики» мышления и способа действий Сахарова:
1) Во-первых, это, так сказать, «способность считать до двух», т. е. видеть одновременно две стороны медали, что представляет трудность для многих и многих. Специфический холизм мышления Сахарова отмечали многие его коллеги. Он действительно видел рассматриваемую проблему «в целом», во всей ее сложности, с учетом всевозможных деталей и, что наиболее существенно, в динамике. Картина возникала сразу и с ожидаемым ответом в конце. И всё это, включая действия уже совершенные или только планируемые, обдумывалось и переосмысливалось снова и снова.
