Видимо, сообщество геев было очень плотным, они друг за друга держались.
Отвлекусь немного от темы. В принципе, я всегда знал, стоит мне проявить интерес и начать что-то делать с сильным желанием, у меня это обязательно получится. Парадокс в том, что я больше идейный вдохновитель, чем исполнитель, и желание быстро пропадает.
Знаете, меня никак не отпускает одна мысль. Почему, хотя я всегда умел хорошо общаться с людьми и на дворе была пора расцвета бизнеса, я все же пошел в институт, а потом еще и на завод? Я был так уверен, что бизнесом мне заниматься не стоит, и только сейчас понял, насколько ошибался. Пытался задать себе этот вопрос на протяжении нескольких лет и находил всего один ответ — страх.
Вернусь к теме и составлю потрет среднестатистического гея 1994 года. Если вы думаете, что это напомаженный пидор, то ошибаетесь. Почти все в основном были женаты и выглядели довольно добродушными зажиточными мужчинами. Парней мне не попадалось. Всем было чуть за тридцать. Хрен знает, может, они просто делились сведениями обо мне?
Они были немного зашуганными и осторожными в общении со мной. И уж ни о каком приставании ко мне речи вообще не шло. Хотя я тогда об этом не думал и вообще мало что в этом понимал.
А потом лавку прикрыли. Именно тогда я понял, что бизнес, любой бизнес в России, всегда обязан кому-то за что-то отстегивать. Цыганам, ментам, чиновникам. Не важно. И, видимо, поэтому тот восьмой класс и неверие цыган в то, что у меня нет уже никаких денег, навсегда отбили охоту чем-то заниматься и делать деньги.
А того мужика из дома за остановкой «Магазин Юбилейный» я вижу до сих пор, кстати. С девочкой, с молодой женой (с той, видимо, развелся). Выглядит хорошо. И часто заходит в киоск с DVD.
— Муху пиздануть, как два пальца обоссать. — Юра сидел расслабленно, нога на ногу.
— Муху?
— Ну да, еп. Он вообще ни о чем.
Юра Ильин и Андрей Кочетков обсуждали меня. Муха — мое погоняло класса с третьего. Как только пацаны научились каверкать фамилии и извлекать из них что-то смешное или звучное, так в нашем классе стали появляться погоняла.
Радик, Молодой, Новый, Овца, Роман (с ударением на первый слог), Лоб, Залеська (девочка Олеся, которая почему-то не носила трусов). Ну а я Муха, потому что фамилия такая… жужжащая. Не объяснишь же, что она вообще белорусская, от слова «мукач», то бишь мельник.
Они сидели на втором ряду, я на первом. У меня была своя небольшая группа парней, с которыми я общался. Знаете, как на зоне есть паханы, воры в законе, мужики, погонялы и опущенные. Вот Ильин и Кочетков были ворами в законе, а мы с этими парнями — мужиками.
Нас можно было обсуждать, и мы обычно не возражали. В восьмом классе все было настолько жестко, что драки стали обычным делом, цыгане приходили прямо в классы, а гопники бродили по коридорам на уроках. Я вспоминаю восьмой класс с явным ужасом. Ну, наверное, во многом именно тот восьмой класс и стал для меня очень поучительным. То, чего, возможно, никто не переживает вообще в течение всей своей жизни, я пережил по полной.
Мы с парнями, а нас было трое, сидели впереди лохов. Два лоха обычно служили развлечением для остальных на переменах. К ним можно было подойти, гаркнуть, поржать, с деланым сожалением взять пакет с учебниками (если кто помнит, то тогда именно в полиэтиленовых пакетах носили учебники, а самыми модными были черные), вынести в коридор и разбросать из него все книги и тетради.
Лохи сносили это покорно, мы тоже просто отворачивались. Каждый был на своем месте, у каждого была иерархия, и в замкнутых коллективах, которые я потом видел немало, это всегда было обычным делом.
Рядом со мной сидел Костя, и его, как правило, никто не трогал. Все дело в том, что он дружил с очень гоповатыми ребятами из своего двора. Они шакалили (отнимали деньги) на улицах возле киосков, бухали, и трогать Костю было себе дороже. Тем более что он умел драться.
В начале восьмого класса я стал замечать странный запах от него. Мы много времени проводили вместе, и раньше этого запаха не было. Пахло отвратительно изо рта и особенно сильно перед первым уроком.
