После того как был объявлен приговор, охранники отвели бьющегося в истерике обвиняемого в тесную подвальную камеру здания суда — дожидаться отправки в тюрьму. Вскоре он перестал вопить и дергаться, успокоился. О чем он думал? Может, о том, что завтра, 16 октября, ему исполнится 56 лет и смертный приговор прозвучал накануне его дня рождения?
К этому времени у него не оставалось сомнений в том, что казнь будет совершена, хотя Марат Хабибулин, назначенный адвокат, защищавший его по долгу службы и не испытывавший к нему ни малейшей симпатии, обнадеживал подзащитного. Однако Чикатило догадывался: приговор суда пересмотрен не будет, помилованием не заменят пулю в затылок на заключение в лагере строгого режима. Впрочем, для него попасть в исправительную колонию было бы хуже смерти: заключенные, точно так же, как и в других странах, очень не любят убийц детей, да к тому же еще и педофилов.
О чем еще мог он думать в фургоне, который увозил его в камеру смертников? О семье? О жене Фене (ему нравилось называть ее Фенечкой) и о детях? При помощи властей они смогли сменить фамилию, переехать в другой город, начать новую жизнь, чтобы избежать позора, оскорблений, издевательств или просто жалости доброжелателей. Конечно, фамилию Чикатило теперь носить было очень тяжело.
А может быть, трясясь и подскакивая на ухабах, сидя лицом к лицу с явно презиравшими его охранниками («Жалкий», — сказал о нем председатель суда), он вспоминал мгновения своего могущества, когда жизнь жертвы держалась на острие его ножа?
Чикатило обладал феноменальной памятью: во всех подробностях помнил убитых. Во время следствия он приводил милиционеров на места преступлений, совершенных за несколько лет до того, и с точностью до нескольких десятков шагов показывал, где закопал тело. Вспоминая о своих преступлениях, начинал дрожать, но не от страха или раскаяния, а от вожделения.
* * *
Все происходило так просто: девочка-подросток, немного растерявшаяся у выхода из здания Ростовского аэропорта. Явно ребенок из приличной семьи, хорошенькая, чистенькая, нарядно одетая. Только никто ее не встречал, и она тревожно озиралась кругом. Чикатило прекрасно умел использовать ситуацию: догадавшись, что ей нужна остановка автобуса, ласково предложил.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Девочка посмотрела на высокого худого человека с невыразительным лицом. Обыкновенный дедушка с коричневым портфелем в руке. Разве можно было предположить, что в этом портфеле среди газет и прочих бумаг, в том числе — фотографий членов Политбюро, лежат кухонный нож, веревки и баночка с вазелином?
— Я еду к сестре в Шахты. Не знаю, где останавливается автобус.
— Мне в ту же сторону. Только я собирался взять такси. Если хочешь, поедем вместе, так будет проще.
«Взять такси» означало стоять у обочины и ждать, пока остановится какая-нибудь машина. Автомобилисты охотно подрабатывали, подвозя пассажиров.
— Пошли, дорога там.
Чтобы оказаться в нужном месте, надо было пройти через небольшой лесок. Чикатило решительно двинулся в путь: главное — не дать девочке времени на размышления! Он даже не обернулся, настолько был уверен, что она послушно пойдет вслед за ним к рощице, откуда ей уже не суждено выйти.
А сестра напрасно дожидалась ее на автобусной остановке у своего дома.
* * *
Может быть, в камере смертников, куда его грубо втолкнули охранники, Чикатило вспомнил и того мальчика, которого приметил однажды у газетного киоска в Новошахтинске. Мальчик разглядывал почтовые марки.
— Так легко узнать, о чем думает ребенок… — объяснял потом на следствии Чикатило.
Он подошел поближе, притворился, будто изучает витрину, затем обратился к мальчику:
— Смотри-ка, появилась новая серия с космонавтами. Вот эта марка, за пятнадцать копеек, очень хорошая. Ты собираешь коллекцию?
— Да.
— А как тебя зовут?
— Петя.
Вот и все, диалог завязался. С чего бы мальчику опасаться этого довольно-таки пожилого дяденьки с большим портфелем в руке? Чикатило, работавший воспитателем в профессионально техническом училище, умел вызывать к себе доверие.
В тот день он не сразу повел свою жертву в один из тех многочисленных лесочков, какие бывают в новых районах на окраине любого российского города. По причине, ведомой лишь ему самому, он назначил Пете свидание вечером, пообещав принести интересную книгу. Должно быть, мальчик мечтал об этой книге: устремившись навстречу своей судьбе, он по пути встретился со своим дедом:
