Автобус снова остановился. Из него вышел какой-то допотопный кюре в сутане и шляпе с загнутыми полями, а затем Роза и Ги, видимо уже знакомые с этим районом, потому что, ни минуты не задерживаясь, они пересекли улицу и быстро прошли туда, где на зеленой лужайке среди круглых серых валунов, расположенных кучно, как яйца в корзине, стояло несколько домов. Здесь было несколько подъездных дорожек, и пока Алина освоилась в этом лабиринте и пристроила свою машину, дети успели исчезнуть из виду. Надписи гласили, что это действительно Цветочный городок и сквер Ламартина. Наконец Алина разыскала комнатку привратницы, но там никто никогда не слыхал про мсье Надза, да еще проживающего в доме 18 который записан на имя мадемуазель Пьервен Д 18, стало быть, означало совсем иное, может — до восемнадцати часов? Алина бродила от одного здания к другому, между игравшими здесь детьми, тщательно искала своих, а они все не появлялись. Когда стемнело, Алина решила ехать обратно, но обнаружила, что спущено колесо. Лишь к девяти часам вечера она вернулась домой, очень усталая, готовая устроить скандал и потребовать решительных объяснений. Но Роза уже точными и бесшумными движениями кончила накрывать на стол, так что ни одна тарелка не звякнула; Агаты еще нет дома, Леона также, значит, у Алины нет союзников. Роза подошла к матери, сказала: Извини, пожалуйста, мама! Вот, все готово. Тебе сколько яиц, одно или два? Алину растрогало усердие этого робота: дочка, не прерывая своих трудов, поцеловала ее и, несмотря на странное опоздание матери, ни о чем не спросила. Алина решила не выдавать себя и тоже не задала ей никаких вопросов.
16 июня 1968
Жасмин и пионы не соизволили дождаться этого дня, лепестки их преждевременно облетели на пожелтевший от летнего зноя газон. Но ласточки взмывали в небо, голубое, как по заказу. Через широко открытую калитку можно было войти в сад или уйти оттуда по своему желанию, устроиться, где захочется, постоять перед стойкой деревенского буфета с царствующим посередине бочонком «божоле», капавшим на скатерть. Праздник продумали заранее, как и состав приглашенных. Все тут учли. Надо было проявить некоторые знаки внимания к соседям, отметить с запозданием не только новоселье, устроить своего рода светские крестины Феликса, а также отпраздновать традиционный День отцов, доставить удовольствие клиентам и владельцам фирмы «Мобиляр», вернуть семье некоторых друзей; возможно, тут было еще намерение выйти из изоляции, из своего рода гетто, в коем обычно вынуждена пребывать незаконная чета, которая впоследствии становится узаконенной в ущерб предыдущему брачному союзу; поэтому необходимо какое-то время, чтобы люди привыкли к мысли, что новая семья существует.
Одиль принимала гостей в самом доме, держа на руках своего первенца с тремя зубами — нежный залог всеобщего уважения; присутствие бабушки Давермель придавало этой картине респектабельность в глазах собравшихся дам. Луи красовался в саду, одетый с некоторой небрежностью, чтобы придать обстановке большую непринужденность при такой смеси самых разных гостей: соседей, родственников, близких и дальних знакомых, художников настоящих или тех, которые таковыми считаются. Одни были в галстуках, другие без оных, к одним надо было учтиво обращаться на «вы», другие довольствовались дружеским или родственным «ты». Луи мог быть доволен: коктейль проходил с успехом.
Это было предпоследнее, третье воскресенье июня; приглашения, посланные Луи в Фонтене, несомненно, бросили в мусорный бак — надеяться на то, что дети приедут, не стоило. Что же касается друзей, то здесь, на лужайке, их было трое или четверо. Явился, конечно, верный Габриель. Он чувствовал себя несколько одиноко и признался Луи:
— Да, друзья стали редки! — И, как обычно, сразу принялся философствовать: — Что ни говори, таков закон! Когда разводишься, теряешь половину тех, кто остался, ибо их жены боятся дурного примера. И половина из последней четверти шарахается от тебя, если надумаешь снова жениться… — И вдруг умолк, удивленный: — Смотри-ка! Наверно, Алина нынче в хорошем расположении духа: вот твои дети.
