— А ты что здесь делаешь?
И его тоже нельзя ни о чем спросить. Он тоже хочет, чтоб его баловали, ничего от него не требовали, ни помощи, ни услуг, — будьте благодарны, что он дома. Алина наклоняется, поднимает с пола заинтересовавшую ее маленькую круглую коробочку. Верно, выпала у него из кармана… И внезапно густо краснеет. Хотя коробочка пуста, но достаточно ярлычка, чтобы все было ясно. Ну, конечно, Леону ведь стукнуло восемнадцать. В каком-то отношении эта находка успокаивает. А в другом — тревожит. Но сексуальная жизнь юноши — этим ведь должен заниматься отец. Алина никогда не решалась вмешиваться в это.
Обследование дома завершается комнатой Розы, которая недавно перебралась в бывшую мастерскую отца вместе со своей коллекцией ракушек. Очень уж ей хотелось жить в мастерской отца, как бы у самого отца, хоть и в доме матери, а той это и в голову не пришло. Одним из немногих преимуществ неминуемого переезда будет то, что Розе придется расстаться с этой мастерской, и тогда, в тесной квартирке, вынужденная снова жить в одной комнате с сестрой, она поймет настоящую цену отцовской доброты.
Дверь в мастерскую тщательно закрыта. Алина ничего, ничего бы не пожалела, чтобы привлечь Розу на свою сторону. Она робко скребется в дверь. Ключ в замке поворачивается, задвижка отодвигается. Дверь распахивается, и глазам Алины предстает комната, которая служила Луи местом свалки ненужных вещей, а теперь новая обитательница все переделала, заново оклеила — это стоило дешево, ибо она все сделала сама, — и комната стала спальней молодой девушки, где пахнет цветом шиповника, где стоит безукоризненно застеленная кровать, где облаком белого пара от ветерка вздымается занавесь, а на полочках зияют расщелинами большая Strombe, зеленая Turbo, Murex с розовой пастью, и на каждой раковине аккуратно наклеен ярлычок с названием.
— Я тебе нужна?
Пунктуальная, сдержанная Роза всегда выметет дом, почистит овощи, проворно взобьет яичные белки, накроет на стол — и все это без ворчания, тогда как остальные дети ни в чем не помогают; у нее средняя оценка — двенадцать баллов, а то и больше, а ведь в этом же классе старшая сестра плелась в хвосте; Роза всегда вежлива, когда надо и кого надо поцелует, особенно мать, хотя никогда не кинется ей на шею, не будет нашептывать на ухо свои тайны или нести какой-нибудь нежный вздор, как это делает Агата. В Розе, как в зеркале, повторилась она — Алина, но у своего двойника она не самая любимая, и с этим матери свыкнуться трудно.
— Я не могу одна вынести мусорный бак, — говорит она.
— Иду, — отвечает дочь.
У Алины зоркие, как у кошки, глаза. Роза тоже кому-то писала письмо; видимо, в ответ на то, конверт от которого Алина вчера нашла в ведре, склеила из обрывков и прочла адрес: Фонтене, до востребования.
3 августа 1966
Вечер
Агата вернулась почти одновременно с Леоном и застала в доме своих теток. Они недавно приехали, после июльского отдыха у моря, где предали забвению свой траур, а теперь, снова в черном, мрачные сидели рядом с сестрой, между Розой и Ги.
— Если бы ваш отец умел вести себя пристойно, то встречался бы с вами у дедушки и бабушки, — сказала Анетта.
Леон тут же удалился к себе в комнату. Агата зашла в гостиную, забыв о том, что на платье у нее пятно от смазочного масла и это может вызвать ядовитые замечания. Ей, конечно, наплевать — она была твердо убеждена, что уже переросла нравоучения. Но ее мать постоянно твердила, что пример старшей сестры, которая во всем разобралась, поучителен для младших и поможет им понять то, что произошло. Агата в этом немного сомневалась — с некоторых пор Роза стала во всем ей перечить. Не верила она и в то, что как-то удастся подготовить к неминуемому младших, сколько их ни поучай. А Жинетта все пережевывала одно и то же:
— Как говорил ваш дорогой дедушка, эта дама никогда не станет вам близкой, хотя и будет теперь называться мадам Давермель.
— Вы вежливо здоровайтесь с ней — и все, — продолжала Анетта.
На бледных мордашках младших, кроме скуки, ничего не отражалось. Наконец Роза попыталась ускользнуть.
