А теперь поговорим об Измаиле.
Хотя Коран напрямую не подтверждает и не опровергает этого, многие мусульмане верят, что Аврааму было приказано принести в жертву на горе Мориа именно Измаила, а не Исаака. А еще мусульмане верят, что это Измаил, а не Исаак был избранным сыном. И, наконец, они верят, что именно Измаил, а не Исаак получил право владеть этой землей. Так что у нас возникает имущественный спор между потомками братьев – одни верят, что избранным был Исаак, другие – что Измаил. И обе стороны считают, что имеют право на владение этой землей и на наследие и благословение пророка Авраама.
Ави показал на схему коллизии.
– Вместо моего имени можете подставить «Исаак», а вместо имени Ханны – «Измаил», и суть от этого совершенно не изменится. Верующие с обеих сторон провоцируют именно такое жестокое обращение со стороны противника, на которое жалуются.
– Но что, если одна из версий истинна, Ави? – вставил Лу. – Вы хотите сказать, что все стороны любого конфликта одинаково неправы, даже если утверждения одной стороны – откровенная ложь?
– А чьи именно утверждения здесь откровенная ложь, Лу?
Все присутствующие резко повернули головы. Этот вопрос задал Юсуф, который незаметно вернулся в комнату пару минут назад.
– Ну, Юсуф, – ответил Лу, смерив его взглядом, – я думаю, что ваши.
– Мои?
– Да.
– И какие же из этих утверждений мои?
Лу тут же пожалел о своей самонадеянности, из-за которой позволил себе так легко подставиться.
– Ну, я, пожалуй, не знаю ваших личных взглядов, Юсуф, – сказал он, пытаясь как-то защититься от контратаки. – Я говорил о взглядах вашего народа.
– Да? И о каком же народе идет речь?
– О потомках Измаила, – с напускным безразличием ответил Лу. – Об арабах.
Юсуф кивнул.
– Еще одна характерная черта подобных конфликтов, – сказал он, показывая на доску, – это склонность демонизировать противников. Один из способов демонизации – распихивание других по безличным категориям: например, белые шовинисты, или ленивые чернокожие, или грубые американцы, или высокомерные европейцы, или жестокие арабы, или хитроумные евреи, и так далее. Поступая так, мы превращаем огромные массы незнакомых нам людей в объекты, а многих из них – еще и в наших врагов.
– Я не делаю никого своими врагами, Юсуф. Я лишь называю тех, кто объявил себя моими врагами.
– А это сделали все арабы? – спросил Юсуф. – Они назвали лично вас, Лу Герберт, своим врагом?
В первый момент этот вопрос показался Лу ударом под дых, но потом он расслабленно отклонился на стуле. В его глазах вдруг загорелся огонек вернувшейся уверенности.
– Почему вы так настойчиво пытаетесь сменить тему?
– Мне так не кажется, Лу.
– А мне кажется, – возразил Лу. – Вы отвечаете на любой мой вопрос своим вопросом, не связанным с темой. Вы не хотите идти в направлении, в котором ведут мои вопросы, поэтому постоянно уводите разговор в сторону.
Юсуф ничего не ответил.
– Вот что я вам скажу, Юсуф. Я отвечу на ваши вопросы, когда вы ответите на мои.
– Справедливо, – откликнулся Юсуф. – На какой вопрос вы хотите получить ответ?
Глава 7. То, «что» правильно, и так, «как» правильно
– Так, во-первых, – начал Лу, – я спросил, меняется ли что-то в конфликте, если одна из сторон права, а другая – неправа. И я спрашиваю вас снова: разве это не важно?
– Да, – ответил Юсуф, – это важно. Но не в том смысле, в котором вы считаете.
– Что это значит?
– Подумайте, Лу, – предложил Юсуф, – у вас когда-нибудь были конфликты с людьми, которые считали себя неправыми?
Лу подумал о Кори и о встрече с пятью директорами-бунтарями в зале собраний.
– Нет, – спокойно ответил он. – Но это не значит, что они правы.
– Верно, – согласился Юсуф. – Но, видите ли, ни один конфликт нельзя разрешить, пока все его стороны считают себя правыми. Это становится возможным лишь после того, как хотя бы одна из сторон задумается, может ли она в принципе быть неправа.
– Но что, если я прав?! – выпалил Лу.
– Если вы правы, то вы должны задуматься, в чем могли ошибиться.
– Это что еще за дурацкая загадка?
Юсуф улыбнулся.
– Это кажется загадкой только потому, Лу, что мы не привыкли задумываться о последствиях того, что глубже наших слов, действий и мыслей. Есть два способа захватить Иерусалим, применить практически любую стратегию или совершить практически любое действие, как уже обсуждал с вами Ави. А это значит, что я могу быть не прав, даже если захват Иерусалима – лучший или самый правильный поступок в данной ситуации. Если я не задумываюсь о том, как мог ошибиться на глубинном уровне, то могу прожить всю жизнь, искренне считая, что был на верной стороне данного конфликта, но при этом не смогу найти долгосрочных решений.
