— Как я приду, зная, что на тебя смотрят две тысячи вожделеющих глаз?! Они все тебя хотят! — отвечал он.
— Да, мне приятно, когда мною восхищаются. Но я хочу танцевать для тебя. Мне нужны эмоции, которые дает присутствие любимого!
Были и другие причины, мешавшие нашему абсолютному счастью. Для вступления в брак пришлось бы сменить веру, принять ислам, а я этого не хотела. И еще: человек свободолюбивый и открытый, я устала от тотального контроля. За мной везде ездила «наружка», телефон прослушивался, дома каждое слово фиксировали спрятанные повсюду «жучки». И все это делал человек, которого я любила больше жизни. Я и думать не могла ни о ком другом, а он унижал меня постоянной ревностью и недоверием. В какой-то момент, собрав все свое мужество, я приняла мучительное решение отказаться от этих столь дорогих моему сердцу отношений и... была втянута в жестокую, безжалостную войну. Первое время пыталась оправдать его поступки: «Наверное, он очень сильно меня любит и не хочет отпускать».
Увы, так часто бывает: если мужчина оставляет женщину, он готов отдать ей все возможные блага — только чтобы отстала, но когда тот же шаг совершает женщина, мужчина может забыть о благородстве и добропорядочности... Под ударами его мести рушилось все, и вскоре чувства оказались погребены под развалинами. Не осталось ничего. Я была втянута в судебные процессы, связанные с квартирами, которые
хотели у меня отобрать. В одночасье было инициировано мое увольнение из Большого театра, начались звонки с угрозами мне и моим партнерам, угрозами физической расправы! Нападение на офис, откуда изъяли все мои фото- и видеоматериалы. Это было страшно. Я не могла поверить, что такое в принципе возможно. Не укладывалось в голове, что любимый мною и любящий меня человек не пощадил даже мою маму, на которую состряпали нелепое уголовное дело, обвинив в поджоге чьей-то машины. Мне отказывали в проведении концертов. В том числе и тех, на которые все билеты были распроданы. Хозяевам площадки платили вдвое больше, чтобы отменить мое выступление.
«Настя теперь будет танцевать только на дискотеках», — сказал этот «добрый» человек моей маме, которая защищала
дочь как тигрица.
«Не деньги сделали тебя балериной, — утешала она, — и не помощь олигарха. Ты встретила его уже будучи солисткой Мариинки и Большого, ведя независимую концертную деятельность. У тебя есть имя». Это правда. Добиться успеха мне помогли родители и педагоги, я зарабатывала на жизнь с семнадцати лет, мой талант и трудолюбие признавали великие люди из мира балета — Юрий Григорович, Олег Виноградов, Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Наталья Бессмертнова, Майя Плисецкая, Борис Эйфман, которые вели меня по жизни и творческой стезе...
Я никогда никого ни о чем не прошу. Есть печальный опыт: один раз в жизни я попробовала обратиться «к сильному мира сего», московскому чиновнику с очень высокой должностью. Мне негде было жить, и я просила помочь с квартирой. Он мог разобраться в этом вопросе — это было в его компетенции. Чиновник выслушал мою историю внимательно, с большим сочувствием. Осыпал комплиментами, лестно отозвался о моем творчестве. А потом... Это напоминало сцену из плохого кино — быстро подошел к двери кабинета, запер ее изнутри и попытался заключить меня в объятья. Попутно он доходчиво объяснил, какой именно видит мою благодарность за помощь в получении жилья. Я жутко испугалась. Кажется, даже закричала. Отбиться от него труда мне не составило, потом я подскочила к двери и выбежала из кабинета. Пришла в себя только на улице. С тех пор если у меня есть проблемы, я предпочитаю решать их сама.
И всегда нахожу в себе силы бороться с несправедливостью, лицемерием и ханжеством, как бы трудно ни было. Мое увольнение из Большого театра совпало с присвоением мне звания заслуженной артистки России, вручением приза «Бенуа де ля данс» как лучшей балерине года, ордена «Почетный знак Петра Великого» за благотворительную деятельность, а также совпало с премьерой балета «Раймонда» в постановке Юрия Григоровича на сцене Большого. И я подала в суд на директора театра Иксанова. У меня была своя позиция. Ведь Большой театр — это государственное учреждение, а не частная лавочка! Почему же любой толстосум может прийти туда, заплатить и «заказать»: «Вот эта мне дала, она будет танцевать, а ту гоните в шею»?