— Вот именно — слегка! А сколько нежности слюнявой в словах твоих? Слегка всего лишь, надо добавлять.
Слегка. А ты? «Познала чувствами»... «Дочь Бога»... — передразнил Темноволосый. И с азартом продолжил: — Бурный поток в долину всё же хлынет. Он устремится вслед толпе безумцев, которые и не подозревают даже, что в них самих причина катастрофы, в их мыслях и делах, от естества в искусственную сторону влекомых. Их устремления пока ещё в начале, но нам известна пагубность подобных устремлений для них самих, и для Земли, и для Вселенной всей. И чтоб не мучились они, Земли пространство не терзали, программой Бога будут уничтожены в начале самом пагубного устремления. Бурный поток настигнет их. Огромная ревущая лавина воды, камней, стволов поваленных деревьев и трупов бывшей живности неумолимо к ним приближаться будет.
Сперва они, услышав грохот за спиной, почувствуют неладное, движение своё ускорят. Но грохот будет нарастать, и вот вдали они увидят вал огромный, несущий смерть и приближающийся к ним. Для них он будет означать потоп всемирный. Их всех охватит ужас. Их мамонтов-слонов, котят, детей и стариков. И во Вселенную взлетят их Души, лишь ужасы в себе храня.
С какой-то язвительной страстью Темноволосый стал изображать лицом и жестами охваченных ужасом людей. Матерей, прижимающих к груди своих младенцев, людей, опустившихся на колени с простёртыми к небу руками, лихорадочно молящих о пощаде. Других, бегущих из последних сил, орущих. Темноволосый побежал по кругу, вопя, изображая ужас на лице. Потом остановился, глядя в направлении ушедших людей, и произнёс:
— Ты понял, брат мой бледнолицый, какая неизбежность настигнет этих людей? Так что девчонка, на горе уснувшая, программу Бога существенно не изменила.
— Мне не по нраву, брат, каким ты будущее смоделировал людское. Мы, сущности Вселенские, наверно, можем что-то предпринять. Не дело безучастными остаться. Когда мы безучастны — мы не существуем.
— Какое дело будущему до твоих «по нраву», «не по нраву», если оно неизбежно? — усмехнулся Темноволосый.
Не слыша ответа брата, он резко повернулся и увидел... Его светловолосый брат, встав под гранитной глыбой, собой, своими плечами и руками, подпер её. Поток воды по краям глыбы стал значительно меньше.
— Глупо, бессмысленно, нерационально, — произнёс после небольшой паузы Темноволосый. Потом ещё помолчал, будто раздумывая над чем-то, и с новой силой стал стыдить брата, доказывая бессмысленность его действий: — Здесь никого нет, и потому некому посмеяться над полной твоей глупостью. Встав под гранитную глыбу, ты даже не удосужился прежде просчитать её вес. Вода всё же просачивается и опоры, поддерживающие гранит, размываются, а значит, на тебя будет давить всё большая тяжесть. Ты понимаешь это, бледнолицый глупец?
— Я волею своею уплотнюсь до плотности гранита, и устою. Всего два дня мне нужно продержаться. Я продержусь! — сказал атлет светловолосый.
— Надо же! «Я продержусь», «Я уплотнюсь»... Ну, уплотняйся до плотности гранита. А площадь опоры у тебя, какая? Площадь опоры размером в две твои ступни. И к середине дня второго вся тяжесть ляжет на тебя ты, будто кол гранитный, будешь погружаться в землю, булыжники помельче в стороны сдвигая. Как только по колено погрузишься, поток воды глыбу гранитную столкнёт.
— Я руки выпрямлю, тогда и продержусь ещё полдня.
— Продержишься, конечно. Только не полдня. Продержишься, быть может, час ещё, упрямец бестолковый, потом произойдёт обвал. Программа Бога с часа сотворенья за бесконечность лет ни разу сбоев не давала. И я согласен с ней. Раз уж человечество встаёт на путь развития абсурдный, их лучше усыпить в начале самого пути. Быть может, новая цивилизация Земли поймёт своё предназначение, и мы тогда поймём. Вселенная увидит действа новые, не нынешний примитивизм. Не раз случались на Земле смывающие грязь, накопленную человеком, катастрофы.
Спасти кого ты хочешь? Человечество, что в будущем руками собственными ад будет творить себе и всем живущим на Земле? Тебе напомнить, путь технократический куда их в будущем затащит? Напомнить? Что же ты молчишь? Ага, отлично! Ты уплотняешься и каменеешь, тебе уже и трудно говорить? Не говори. Отлично! Каменным стой истуканом и смотри. Смотри картинки жизни в будущем людей, которых ты пытаешься спасти. Всегда я ими любовался! В них беспросветнейшая дурь, абсурд и суета. И ты на них, картинки эти, взирать не любишь. Теперь смотри, мой бледнолицый, каменеющий, недвижимый, смотри! Но нет, сначала слушай то, о чём не любишь слушать.
