Анархизм и другие препятствия для анархии - страница 7
К концу вечера (10 часов и 7 стаканов пива местной северо-западной пивоварни спустя), при разговоре он брызгал слюной, и у него на подбородке висел плевок. Я был в лучшем состоянии, поскольку пил только томатный сок, но Блэк по-прежнему был энергичен и говорлив. В то время как я, отвозя его в 4 часа утра обратно на юридическую конференцию, с технической точки зрения крепко спал.
Таков Блэк вживую. Каков же Блэк бессмертный, Блэк пишущий, член сообщества неподвластных тлению? Этот Боб Блэк — знаток и любитель словесности, обходящий пивоварни авангардной литературы с дегустацией. То, что ему по вкусу — Джерри Рейт, Эд Лоренс, — имеет определенную крепость; но я думаю, что в конечном счете для Блэка стиль важнее политики, оттенок важнее формы. Разумеется, одно без другого невозможно, поскольку стиль и есть политика — но сделанное выделение стоит отметить, даже несмотря на упорнейшие возражения самого Блэка.
Две главные линии, прослеживаемые в родословной Блэка — это, с одной стороны, французские ситуационисты, давшие ему определенную теоретическую плотность и недоступность, и, с другой стороны, АмброзБирс — от которого бешеный собачий укус. Блэк-теоретик насыщен и красноречив, но я нахожу, что именно Эрис в нем богаче всего черным (блэковским) юмором. Этот Боб Блэк, подобно богам Древней Греции, бросавшим молнии, вызывавшим войны и смерть, употребляет свои таланты не по назначению и часто только ради мелочной мести. Он поступает точно, как они — очевидно, без малейшего стыда: бросает на врагов все, что имеет, и наслаждается собственным превосходящим образованием. Иногда — чтобы прикинуться объективным — он маскирует личные нападки, помещая их в исторический и интеллектуальный контекст; тем не менее, как видно из многих статей в этой книге, для Блэка атаки adhominem надо воспринимать как данность. Гений Блэка — в том, что, сжигая напалмом сих меньших авторов, он по ходу дела освещает их мысли. Возможно, это единственная польза для общества, которую он может из них извлечь?
Многие годы я чесал в затылке, пытаясь понять, во что Боб Блэк верит на самом деле. Несмотря на воинственность, в его сознании иногда мелькает мираж утопии. Мираж этот — те отрывочные моменты, когда он начинает романтизировать НедаЛудда, майские пляски вокруг шеста или средиземноморскую культуру (притом, что генетически он шотландец). Может быть, его шкалу ценностей можно понять по его научным трудам? Внимательное чтение юридических текстов Блэка может что-нибудь прояснить — или не прояснить. Прояснить, пряча.
Истинный подход Блэка к экономике — тот, которым он без задних мыслей и без вознаграждения пользуется в эфемерном маргинальном мире, — это подсечное земледелие; скорее всего, он самый изощренный из всех, кто до сих пор его практикует. Как Тамерлан, он сжигает дотла целые области знания — полагая, что акт письма ближе к интеллектуальной кровавой бане, чем все, что позволяет современный закон. Он изгнал бесконечное число бумажных тигров анархизма своим яростным смехом, за которым прячется некий таинственный мета-анархизм, называемый ватсонианским. Что за Ватсон? Я пытался выхолмсить это, но так до конца не преуспел. Возможно, мне просто с лихвой хватило кулачных боев в театре теней, этой войны крошечных клик на заброшенных интеллектом полях последних остатков городского неподчинения. Именно здесь Блэк превосходен, здесь он раздает удары и ловит свой кайф. Блэк никогда не отступает и никогда не сосредоточивает силы на одном фронте — напротив, он постоянно расширяет атаку; под удар попадают не только могущественные Фонд субгения, Союз малой прессы и «Переработанный мир», но и какой-нибудь свой брат-маргинал, какая-нибудь легкая жертва вроде старого хиппи или социалистического сынка богатых родителей, издающего свой первый журнал. Я могу терпеть их писания только тогда, когда Блэк их цитирует. Возможно, это их единственный шанс на бессмертие: с вытаращенными глазами и спущенными штанами попасть в извержение вулкана и навеки застыть в куске янтаря.
