Верно, что насилие анархистов часто имело обратный эффект и не помогло одержать ни одной прочной победы. Но это всего лишь значит, что анархизм на настоящий момент провалился. Провалилась анархистская пропаганда. Провалились анархистские организации. Провалились анархистские школы. Если анархизм чего-то вообще достиг, то насилием (например, в Испании и на Украине) он достиг гораздо большего, чем любым другим путем.
На самом же деле, никакими путями анархисты не совершили ничего похожего на то, чего добились их соперники, — левые, фашисты и либералы. К примеру, анархистская пропаганда по действенности и близко не подошла к пропаганде нацистов, телеевангелистов и социалистов-фабианцев. Их институционное строительство (которое расхваливает австралийский консорциум) не дало ничего, кроме анархистов, пакующих гранолу в продовольственных кооперативах и поставляющих живую массу для демонстраций, которые, если ничего серьезно не сломается, СМИ все равно припишут сталинистам, феминисткам или «зеленым». Все, что умеют анархисты, другие умеют гораздо лучше. Не может ли быть так, что людей отпугивает собственно анархизм — не его образ? Что он так сильно пробуждает в них страх свободы, что они рады схватиться за любую масс-медийную клевету вроде «терроризма», чтобы получить повод отвернуться и не смотреть?
Моя цель в этом эссе ограничена и негативна — прополоть какое-то количество сорняков, ничего не сажая. Если у анархистов и правда есть проблема с публичным образом, то она связана с самим анархизмом — не с изредка сопутствующим ему терроризмом. Кажется, что австралийских анархистов гораздо больше волнует не то, как анархистская идеология рассматривает так называемый терроризм, а то, как убедить собственное правительство в том, что они совершенно безвредны. К их вечному стыду, я абсолютно убежден, что это так и есть. Но любой анархизм, который хочет быть по отношению к государству более, чем просто безвредным, должен другим, куда более радикальным образом учитывать и «терроризм», и многое другое.
Как сказано в названии известной детской книжки, «Свиньи — это свиньи» — независимо от того, какой формы у них гениталии. Ильза Кох — не «сестра», а нацистка. Любовь — это не ненависть, война — это не мир, свобода — это не рабство, сожжение книг никого не может освободить. Перед каждым, кто решит бороться с властью с помощью революции, встанет много сложных вопросов. Для начала, однако, надо правильно отвечать на простые.
Отбросим в сторону метафоры и гиперболы — то, что называется «радикальным феминизмом», представляет собой фашизм. Восхваляется шовинизм, цензура, материализм, квазинаучная антропология, поиски врага, мистическое единство с природой, поддельная псевдоязыческая религиозность, обязательные стандарты мысли и даже внешнего вида (в определенных кругах Гера сохрани феминистку, которая выглядит несоответственно или «женственно»). Вот вся та теория и большая часть той практики, которую нам следовало бы уже научиться распознавать. Зловещее сходство с тактикой классического фашизма видно и в совмещении частного активизма и государственных репрессивных средств. Так, журнал «Открытый путь» — анархистский «RollingStone» — поддержал недавние выступления против порнографии в Ванкувере не как прямое действие, вызывающее симпатию, пусть даже и направленное не туда, но как раз наоборот, потому что активисты заставили летаргическую прокуратуру открыть дело. В Италии после Первой мировой войны (и в Америке при запрещении ИРМ фашистские банды нападали на социалистические и профсоюзные организации при молчаливом одобрении полиции — которая вмешивалась только тогда, когда надо было прижать левых. Как я удивленно спросил когда-то: «Как же так получается, что эти бабы не лягут в постель ни с одним мужчиной, если он не районный прокурор»?
Не то чтобы меня хоть как-то волновали проблемы коммерческой порноиндустрии или там ее «права» на свободу слова и защиту собственности. Это все совершенно не по делу, которое вот в чем: почему для нападок выделяется именно этот вид бизнеса? Целевые атаки на порнографию выдают план и систему приоритетов — не просто спонтанный антикапитализм. Тем, кто проводит в жизнь продуманную политику, не к лицу жаловаться, когда мы интересуемся их мотивами и подвергаем их сомнению.
