Чушь какая-то.
Рики подошел к телефонной будке и торопливо набрал номер Циммермана. И снова только длинные гудки. Однако теперь Рики почувствовал облегчение. Раз никто не отвечает, значит, ему не придется ломиться в квартиру Циммермана.
Он повесил трубку и вышел из будки. На глаза ему попался вход на станцию подземки «Девяносто шестая улица». Он направился туда. Далекий поезд простонал в туннеле. Затхлые, застарелые запахи обволокли Рики. В сувенирном киоске сидела женщина. Рики наклонился к вделанному в плексигласовое окошко круглому переговорному устройству.
— Извините, — сказал он.
— Вам мелочь? Или как проехать? Карта вон на той стене.
— Нет, — сказал Рики. — Я хотел… Ну, хотел узнать, здесь сегодня ничего не случилось? После полудня…
— Это вам с копами надо поговорить, — живо откликнулась женщина.
— Да, но что…
— Еще до моей смены было. Я ничего не видела.
— Но что случилось?
— Малый один прыгнул под поезд. Или свалился, не знаю. Копы потолклись тут и уехали еще до моей смены.
— А что за копы?
— Транспортники.
Рики отступил на шаг. Ему не хватало воздуха. Поезд приближался, наполняя станцию скрежетом.
— Вы как, мистер? — крикнула, перекрывая грохот, киоскерша. — Видок у вас нездоровый.
Рики кивнул и прошептал в ответ: «Все хорошо», но это была явная ложь.
Картины, звуки и запахи полицейского участка Управления городского транспорта на углу Девяносто шестой и Бродвея показали Рики Нью-Йорк таким, каким он его почти не знал. Легкий запашок мочи пробивался сквозь куда более сильный запах хлорки. Мужской голос непонятно откуда орал что-то неразборчивое. Разгневанная женщина с плачущим ребенком на руках стояла перед сержантом, поливая его, точно пулеметным огнем, испанскими проклятиями. Звонил телефон, к которому никто не спешил подойти.
Выпустив последнюю словесную очередь, женщина встряхнула ребенка, сердито развернулась кругом и прошествовала мимо Рики, глянув на него с таким выражением, с каким обычно смотрят на тараканов. Рики неуверенно приблизился к столу полицейского.
— Извините… — начал он, но договорить не успел.
— Никто никогда ни за что извиняться и не думает. Это все только так говорят. Ничего при этом не подразумевая.
— Нет, вы меня не поняли. Я имел в виду…
— И опять же никто никогда не говорит того, что он имеет в виду. Важный урок жизни.
Полицейскому было немного за тридцать, и, судя по безразличной ухмылке, он уже повидал в жизни практически все, что в ней стоит увидеть.
— Позвольте, я начну сначала, — в конце концов сердито выпалил Рики.
Полицейский опять ухмыльнулся и покачал головой:
— Никто еще ни разу не смог начать сначала, по крайности при мне. Но давайте, попробуйте. Может, будете первым.
— Сегодня днем на станции, на «Девяносто шестой улице», произошел несчастный случай. Человек упал…
— Спрыгнул, как я слышал. Вы свидетель?
— Нет. Но я думаю, что знал этого человека. Был его врачом. Мне нужна информация.
— Врачом, да? Какого рода врачом?
— В течение года он проходил у меня курс психоанализа.
— Так вы психов лечите?
Рики кивнул.
— Интересная работенка, — сказал полицейский. — И кушеткой тоже пользуетесь?
— Совершенно верно.
— Клево. Ну так этому малому кушетка больше не понадобится. Вам лучше поговорить с детективом. Это дело у Риггинс. Вернее, то, что от него осталось, после того как экспресс с Восьмой авеню прокатил через станцию на скорости девяносто километров в час.
Полицейский махнул рукой в сторону двери с табличкой «Сыскной отдел». Подойдя к ней, Рики потянул за ручку и оказался в небольшом офисе, полном серых стальных столов.
Сидевший за ближайшим столом детектив в белой рубашке и красном галстуке поднял на него взгляд:
— Что вам угодно?
— Вы Риггинс?
— Нет. Она вон там, на задах, разговаривает с людьми, которые видели сегодняшнего прыгуна.
Рики оглядел комнату и увидел женщину в бледно-голубой мужской рубашке с дешевым полосатым шелковым галстуком, в серых слаксах и не вяжущихся с ними белых кроссовках в оранжевую полоску. Светлые волосы ее были стянуты в хвостик, делавший ее старше тех тридцати с небольшим, которые дал бы ей Рики. Детектив разговаривала с двумя черными подростками в широченных джинсах и бейсболках, насаженных на их головы под самыми дикими углами.
