Доктор Льюис, вздохнув, опустился в него.
— Пожалуйста, держите руки так, чтобы я их видел, — сказал Рики.
Старик поднял обе руки кверху. Потом постучал себя указательным пальцем по лбу:
— То, что человек держит в руках, Рики, настоящей опасности не представляет. Страшнее то, что у него в голове.
— В прежние времена я, пожалуй, и согласился бы с вами, доктор, однако теперь мне приходится полагаться главным образом на это приспособление, на полуавтоматический «ругер». В его обойме пятнадцать пуль, каждая из которых способна снести половину вашего черепа.
Доктор Льюис помолчал, глядя на пистолет. Потом улыбнулся:
— Рики, в течение четырех лет вы четыре раза в неделю ложились на мою кушетку. Я же знаю, вы не убийца.
Рики покачал головой:
— На вашей кушетке лежал Фредерик Старкс. Однако он умер, а меня вы не знаете совсем.
И Рики выстрелил.
Пуля просвистела над головой доктора Льюиса и ударила в стоявший у него за спиной книжный шкаф. Рики увидел, как из толстого труда по медицине, в который попала пуля, полетели клочья бумаги.
Доктор Льюис побледнел.
— О господи, — выдавил он, обернулся и взглянул на книгу, в которую попал Рики. Потом издал короткий смешок и покачал головой. — Хороший выстрел. Замечательный выстрел. Куда ближе к истине, чем моя голова.
Рики вгляделся в старого доктора. Затем так же, как почти год назад, опустился в кресло напротив.
— Если не вы, — холодно спросил он, — то кто же тогда Румпельштильцхен?
— Старший сын женщины, которой вы не сумели помочь.
— Это я уже выяснил самостоятельно. Дальше.
Доктор Льюис пожал плечами:
— И мой приемный сын.
— Это я тоже выяснил, сегодня вечером. А двое других?
— Его младшие брат и сестра. Мерлин и Вергилия.
— Тоже ваши приемные дети?
— Да. Мы взяли всех троих. Я договорился с кузенами из Нью-Джерси, чтобы они нас прикрыли.
— Стало быть, дети носят вашу фамилию?
— Нет. — Старик покачал головой. — Не думайте, что вам так повезло, Рики. Ни в одном телефонном справочнике они под фамилией Льюис не значатся. Они были перевоссозданы полностью. У всех разные имена. Разные личности. У каждого — свое образование, к каждому свое отношение. Но в глубине души они остались братьями и сестрой.
— А зачем? Зачем было выдумывать такие сложности, чтобы скрыть их прошлое?
— Жена у меня болела, да и возраст у нас уже был не тот, чтобы удовлетворять требованиям штата. Тут и пригодились мои кузены. Они были рады помочь за определенное вознаграждение. Помочь и забыть.
— Разумеется, — саркастическим тоном откликнулся Рики. — Они ведь погибли в автомобильной аварии.
Доктор Льюис покачал головой:
— Совпадение.
— Но почему они? Почему именно эти трое детей?
Старый психоаналитик снова пожал плечами:
— Скажите-ка мне, Рики. Убийца — по-настоящему безжалостный психопат-убийца, — является ли он продуктом своего окружения? Или таким и рождается? Одно или другое?
— Во всем виновато окружение. И любой психоаналитик сказал бы вам то же самое. Хотя генетики могут и не согласиться. И все же в психологическом отношении мы продукты среды.
— Вот и я так думал. И потому взял ребенка — и его брата с сестрой, — которого можно было использовать для изучения зла, совершенно как лабораторную крысу. Ребенка, брошенного биологическим отцом. Отвергнутого родственниками. Избиваемого одним материнским дружком за другим. Он, кстати сказать, видел, как его мать покончила с собой от нищеты и отчаяния. Просто формула зла, вы не находите?
— Да.
— А я полагал, что могу взять такого ребенка и обратить все, что есть в нем дурного, в хорошее, полагал, что сумею сделать из него полезного члена общества.
— И не сумели?
— Нет. Но я внушил ему верность себе, как это ни удивительно. И возможно, странного рода привязанность. Это страшно, Рики, и все же по-настоящему завораживает, когда тебя любит человек, целиком отдавший себя служению смерти. Вот это и есть Румпельштильцхен. Он профессионал. Виртуозный убийца. Причем получивший хорошее образование, лучшее, какое я мог ему дать. Экзетер. Гарвард. Юридический факультет Колумбийского университета. И знаете, что во всем этом самое странное, Рики?
