Амулет - страница 14

Я быстро обвел кабинет взглядом, не входя в него; продолжая путь, я спросил Боккара, занимается ли король музыкой.

— Он дудит, и звуки у него выходят просто душераздирающие, — ответил мой товарищ, — иногда целыми днями, а иногда, что еще хуже, ночами, если он не стоит вот тут, — и он указал на другую дверь, — у наковальни и не кует, так что только искры летят. Но в последнее время и валторна, и молот отдыхают. Король держит с молодым Шато-Гюйоном пари, кому из них быстрее удастся пропрыгать туда и обратно по комнате, держа одну ногу в зубах. Это занимает у него невероятно много времени.

Так как Боккар заметил, что я опечалился, и так как ему, вероятно, показалось, что пора прекратить разговор о коронованном владыке Франции, то он пригласил меня перекусить с ним в находившейся неподалеку гостинице, которую он расхваливал на все лады. Чтобы сократить путь, мы свернули в узкий и длинный переулок. Навстречу нам шли с другой стороны двое мужчин.

— Смотри, — сказал мне Боккар, — вон идет граф Гиш, пресловутый соблазнитель женщин и самый большой забияка при дворе, а рядом с ним — неужели? — да ведь это Линьероль! И как он только рискнул показаться на улице среди бела дня? Ведь суд приговорил его к смерти!

Я пригляделся к двоим мужчинам и узнал в более знатном из них того наглеца, который вчера вечером оскорбил Гаспарду дерзким жестом. Он, казалось, тоже узнал меня. В узком переулке трудно было разминуться. Когда мы поравнялись, Боккар и Линьероль шли около стен, а мы с графом вынуждены были вплотную пройти друг мимо друга.

Внезапно граф толкнул меня и сказал:

— Дай дорогу, чертов гугенот!

Вне себя, я обернулся к нему, а он крикнул мне вслед с усмешкой:

— Ты и на улице собираешься хвост распускать, как тогда, у окошка?

Я хотел броситься за ним, но Боккар удержал меня, взмолившись:

— Только не здесь! На нас в одно мгновение набросится парижская чернь, и ты погибнешь, так как по твоему накрахмаленному воротнику они узнают в тебе гугенота! Само собой разумеется, ты должен получить удовлетворение. Предоставь это дело мне, и я буду рад устроить так, чтобы этот господин согласился на честный поединок… Теперь, ради всех святых, скажи мне, разве ты знаком с Гишем? Ты уже настроил его против себя? Но нет, это невозможно! Негодяй просто в плохом настроении и решил отвести душу на твоем гугенотском одеянии…

Вскоре мы вошли в гостиницу, где, подавленные, принялись за еду.

— Надо подкрепиться, — сказал Боккар, — ибо мне нелегко будет сладить с графом.

Мы расстались, и я возвратился на постоялый двор, пообещав Боккару, что буду ждать его там. Через два часа он вошел в мою комнату со словами:

— Все в порядке! Завтра на рассвете граф будет драться с тобой за воротами Сен-Мишель. Когда я сказал ему, что ты из хорошего рода, граф заявил, что сейчас не время исследовать твою родословную и что его интересует только твоя шпага. Кстати, как у тебя с этим обстоит дело? Я убежден, что ты хорошо фехтуешь, но боюсь, ты медлителен, в особенности по сравнению с таким ловкачом, как он.

На лице у Боккара появилось озабоченное выражение; крикнув, чтобы принесли две учебные шпаги — на первом этаже дома рядом с моей гостиницей была фехтовальная зала, — он вложил одну из них мне в руку и сказал:

— А ну-ка, покажи, что ты умеешь.

После нескольких схваток, во время которых Боккар совершенно безуспешно подгонял меня криками «Живее, живее!», он бросил шпагу и отвернулся к окну, чтобы скрыть от меня слезу, появление которой я, однако, успел заметить. Я подошел и, положив ему руку на плечо, сказал:

— Боккар, не расстраивайся. Все предопределено. Если мой смертный час должен пробить завтра, то это все равно случится и для этого не понадобится шпага графа. Если же нет, то и его оружие не сможет причинить мне вреда.

— Не выводи меня из себя! — воскликнул он, быстро оборачиваясь ко мне. — Мы должны использовать каждую минуту из тех, что остались в нашем распоряжении, но не на фехтование, ибо в теории ты непогрешим, а твоя флегматичность, — заметил он со вздохом, — неизлечима. Есть только одно средство спасти тебя. Обратись с молитвой к Эйнзидельнской Божией Матери и не говори мне, что ты протестант, — один раз не считается! Она будет вдвойне тронута тем, что один из отступников вверит ей свою жизнь. У тебя хватит времени прочитать несколько раз «Богородицу» ради своего спасения, и, поверь, милостивая Матерь Божия не покинет тебя. Последуй моему совету, милый друг, перебори себя.