Мы с Сильваной во Флоренции — ходим по магазинам. Не успели мы сойти с автобуса, как она потащила меня в шикарные обувные бутики и тут же начала примерять туфельки на высоченных стилетто, просовывая в них свои маленькие ножки с высоким подъемом. Я жалею, что не принарядилась: рядом с Сильваной я всегда чувствую себя неопрятной кулемой, особенно когда вижу восхищенные глаза продавцов-мужчин. Она выглядит просто роскошно: короткий шелковый жакет, зауженные брюки точно по фигуре, позвякивающие золотые браслеты. Она берет две пары туфель, и мы шагаем по узкой пешеходной улице, ведущей в центр, часто останавливаясь у особенно красивой витрины.
Меня уже тошнит от собственного голоса, который несколько раз в минуту произносит: «Sì, è bellisimo». В глубине души я начала сомневаться, что это такое уж веселое времяпровождение — весь день смотреть, как Сильвана покупает туфли. Она затаскивает меня в свой любимый магазин одежды, и я рассеянно перебираю платья, пытаясь осознать цены.
Но это только начало. Она хочет, чтобы мы прошли виа делле Белле Донне и виа Торнабуони от начала до конца, а это две самые дорогие улицы во Флоренции. И тут я решаю отдаться этой мечте и вскоре перестаю ужасаться, что брюки стоят как небольшой автомобиль, а одно вечернее платье обойдется мне в годовой заработок. Через некоторое время мне уже начинает казаться, что тысяча долларов за юбку — сущий пустяк. Мы проходим целые километры, и батарея сумок в руках Сильваны растет, а в моем единственном пакетике — раствор для контактных линз и набор открыток для родных. В конце концов мы в изнеможении падаем в кресла кафе «Гиббе Россе» на пьяцца делла Репубблика. Официант тут же материализуется из воздуха и начинает порхать вокруг Сильваны с меню. Она берет чай, а я — бокал вина, и мы сидим за столиком полчаса в сгущающихся сумерках. Мы договорились поужинать с Джанфранко и Паоло в морском ресторане «Виттория» и, набравшись сил, снова отправляемся в путь.
Приходим раньше всех и садимся за большой круглый столик в элегантном, ярко освещенном обеденном зале. Заходит Паоло. Чуть позже приезжает Джанфранко в компании Нади — темноволосой молдаванки, рядом с которой он сидел на прошлой неделе. Мы с Сильваной толкаем друг друга под столом и шепчемся, что девушка выглядит на все восемнадцать. Но Джанфранко с серьезным видом подвигает ей стул, подносит зажигалку и начинает что-то рассказывать, положив ей руку на колено.
Сигареты — единственное, чем угощается Надя за весь вечер. Праздничный ужин начался, на столе появляются подносы с морепродуктами, но Надя к ним даже не притрагивается. Она пьет кока-колу, и я вдруг понимаю, что мне очень весело, я чувствую себя абсолютно в своей тарелке. Заливаюсь смехом в ответ на шутки Сильваны и спешу положить себе добавки. Раскрасневшаяся, смеющаяся, я — полная противоположность Нади, которая почти не разговаривает и сидит с угрюмой миной на лице. Задаю ей пару вопросов — откуда она родом, давно ли в Италии? — и замечаю, что она почти не понимает итальянского. По настоянию Джанфранко приносят тарелку с поджаренными толстыми ломтями хлеба, снежно-белыми шариками моцареллы и ломтиками помидоров (видимо, Джанфранко решил, что у Нади аллергия на морепродукты). Надя ковыряет еду, закуривает еще одну сигарету, храбро улыбается Джанфранко и отрезает себе крошечный кусочек, а затем запивает кока-колой. И тут я понимаю, как мне все это знакомо. Передо мной копия меня самой двадцать два года назад; я сижу рядом с мужчиной, в которого влюблена слепо, по уши, а вокруг кружатся веселые разговоры, которых я не понимаю, и тут уж не до еды. Я влюблена и готова мириться со всем, даже с чем-то непонятным и трудным, а главное — с громкоголосым весельчаком, что сидит рядом со мной и уже устал развлекать меня и угождать мне. Я вижу, какой путь прошла с тех пор, и мне становится жаль Надю: я знаю, что у нее впереди.
Non si può cavar sangue da una rapa.
Камень не кровоточит.
Дни моего незапланированного отпуска быстро заполняются, как правило, встречами со старыми друзьями. Но я скучаю по тем, кого уже не встречу никогда, — по друзьям, известия о смерти которых донеслись до меня за все эти годы. Чудесная Эмба и ее сын Маурицио, Винченцо Сабатини, мама Игнацио и Аннамария — самая трагическая смерть, от сердечного приступа, хотя она была еще так молода. Есть и те, кого жизнь увела далеко отсюда. За чашкой кофе в ирландском пабе встречаюсь с Памелой, сестрой Игнацио, и рассказываю ей о своей жизни в модном приморском городке, работе в газете, о мужчине, которого люблю, и кулинарных курсах. Она же рассказывает об Игнацио, о женщине, которую он полюбил, но так и не женился, но пытался наладить обычную семейную жизнь, когда родилась дочка; о его ресторане, который он открыл вместе с другом, и финансовых проблемах, его увлечении картами и открытом нраве, пользуясь которым толпы его знакомых приходили в ресторан по вечерам и пили и ели бесплатно, «съедая» всю прибыль. О том, как в конце концов его друг предал его — и ресторан разорился. Теперь Игнацио живет один в деревенском доме в Фиглине, а дочь, которую он любит больше всего на свете, видит всего раз в неделю.