— Короче, Костик, кто Близнецов мочит?
— Я-то почем знаю! Я вообще все время в гараже, на виду… На меня тебе этого не повесить…
— Костик, Костик!.. Ты совсем головой слаб стал? Там профессионалы работают высочайшего класса. Да ты и зуб-то толком выбить не сумеешь, а туда же… Нет, меня версии интересуют. Какие слухи ходят, кто?
— Не знаю — немного успокоился Костик. — Разное говорят. Сначала на соседей думали. Но уж больно круто. На тебя грешили. Но кто-то из твоих коллег стукнул, дескать, нет. Про контрразведку, гадали. Только для КГБ Близнецы мелковаты. Если, конечно, ни во что серьезное не вписались…
— А не вписались?
— Нет. Сами как в воду окунутые.
— А Младший сегодня в бар собирался?
— Не знаю. Да я его и не возил никогда. Машина-то у меня так, на извоз. Ящик возьми, ящик отвези, паренька на вокзал закинь… Он-то на «понтиаке» разъезжает.
— Ладно, ступай в камеру. И запомни, про наши отношения — никому, а то удавят. И ментам не вздумай тявкнуть. Завтра я тебя на допрос вызову, ты мне все как сегодня расскажешь. Ты в этом гараже на работе числишься?
— Ну, по договору…
— Бумажка есть?
— Какая?
— Договор, мать твою!
— Есть где-то… А что?
— Кто тебя послал с этой троицей ездить?
— Бугор. Меньшиков. Да ты его знаешь…
— Знаю. Ступай в камеру. Сейчас у меня времени нет, а завтра отпущу.
Костик явно повеселел, но перспектива камеры его несколько расстраивала:
— Железяк, отпусти сегодня, а? Там в камере тараканы здоровущие, а я их терпеть не могу. Отпусти, а?
— Конвой! — крикнул Железяка, на Костика ни малейшего внимания не обращая. — Этого в камеру, другого ко мне. Только побыстрей, сержант…
* * *
Железяка глянул на часы. Время пожимало. Было самое начало десятого. Он лихорадочно закурил опять и посетовал на себя за то, что так долго возился с Костиком. Быстрее надо было, быстрее.
Чутье подсказывало ему, что времени на поимку убийц у него в обрез. Сегодняшний вечер мог стать точкой, в которой они могли бы встретиться. А он уходил, ускользал…
Наконец, привели второго. Тот развязно уселся на стул и вытянул ноги. Только что на пол не сплюнул. Его уже идентифицировали, и шел он сразу по трем статьям. Он это знал или догадывался, поэтому к разговору был явно не расположен.
Такого типа штрихи, как этот, Железяку раздражали и ему было тяжело с ними разговаривать. Тупые и наглые, они демонстрировали свой гонор, и только.
— Тебя как звать-то, болезный? — спросил лейтенант. Блатной без выражения посмотрел на него и отвел
в молчании глаза.
— Эх, — искренне пожалел лейтенант;—Не я тебя брал. А то бы ты со мной повежливей был. Ну да и сейчас не поздно…
Они были одни в комнате, довольно тускло освещенной электрическим светом. Свет казался особенно тусклым из-за вечернего освещения, все еще проникавшего в окна.
— Называть я тебя буду — Сопля, — отрезал Мухин. — И пусть я сдохну, если отныне это не будет твоим именем и среди блатных.
Железяка знал, что говорил. Отныне со всеми другими уголовниками он будет поминать его под этой кличкой, говорить, что «перекрестил», и те; падкие на простенькую драматургию рассказа, будут пересказывать его, как шутку. А этот вот навсегда станет Соплей.
— Зырь по окружности, Сопля, — продолжил Мухин. — Тебя не беспокоит, что никто твои показания записывать не собирается? Оглянись, оглянись…
— Чего это? — Сопля огляделся и сел прямее.
— Потому что они никому на фиг не нужны. Ты и так этапом пойдешь, хоть как распоследняя шестерка ничего не знаешь и знать не можешь. Пошел отсюда.
— Чего это? — блатной совсем потерял лицо и сел уже совершенно нормально. Он понимал, что ему чем-то угрожают, но чем — сообразить пе мог и оттого боялся еще сильней. — Ты чего?
— Ладно, быстро рассказывай, как дело на крыше было и вали отсюда в камеру. Я спешу.
— Да я там вообще ни при чем! — заблажил блатной. — Косой думал, что этот бугай знает, кто Близнецов мочит…
— А откуда Косой это взял?
— Не знаю… — протянул Сопля и напряг свой неширокий лоб. Видимо ему именно сейчас пришла в голову мысль, что Косой чего-то там напутал.
— Ладно, дальше что?
— А этот калека как хватит Блантера по маковке, тот и с копыт долой. Помер, наверное…
