Пока Ник осматривал труп, инспектор исследовал другую часть комнаты.
Картер снова отошел к порогу двери, но шел при этом задом и на цыпочках. Опустившись на колени, он впился взглядом в роскошный персидский ковер, лежавший на полу. Затем, не поднимаясь, пополз вокруг комнаты, пока не дошел до того места, где обои несколько выгорели, благодаря падавшим на них лучам солнца.
Все время Картер не выпускал лупы из рук, разглядывая каждый сантиметр ковра, как бы желая найти чьи-то следы. У трупа стоял теперь уже инспектор.
Обойдя на коленях кругом всю комнату, Ник, чтобы не мешать своему другу, вышел в смежную комнату, которую точно также подверг самому тщательному осмотру. Он то склонялся над ковром, то поднимал взор к потолку, то подходил к камину.
Перейдя к подоконнику того окна, у которого валялась на полу книга и журнал, сыщик увидел, что на подоконнике кто-то сидел. Этот «кто-то» был несомненно тот, который провел с Корацони ее последние часы.
Когда инспектор покинул спальню, Картер был уже в комнатах первого этажа.
И здесь, как и наверху, Ник осмотрел решительно все. Оставалось удивляться тому адскому терпению, которое проявлял при этом сыщик: он либо ползал на коленях, либо полз лежа на животе, ходил, исключительно на цыпочках, а увеличительного стекла не выпускал из рук ни на минуту.
Посторонний зритель, несомненно, покачал бы головою, наблюдая манипуляции Картера.
На пороге библиотеки Ник столкнулся с инспектором. Оба взглянули друг на друга, улыбнулись, но не сказали ни слова.
Покончив с библиотекой, Картер «обревизовал», как он выражался, все четыре этажа дома, не забыв заглянуть даже на чердак.
Время от времени сыщик сталкивался с Мак-Глусски и каждый раз друзья ограничивались многозначительной улыбкой, не произнося ни звука.
Наконец осмотр дома был окончен; Картер и Мак-Глусски встретились снова в библиотеке.
— Готов, Ник? — осведомился инспектор.
— Да. А ты?
— Тоже готов.
— Как ты думаешь, можно позвать коронера? Телефонировать ему?
— Думаю, что можно. Телефонируй, — с загадочной улыбкой согласился Мак-Глусски.
Несмотря на то, что телефон стоял тут же, на столе, Картер не тронулся с места.
— Я думаю послать Патси, — многозначительно проговорил он.
Мак-Глусски кивнул головой в знак согласия.
Дело в том, что как тот, так и другой прекрасно видели, что телефон испорчен, но не хотели объявлять этого, желая испытать друг друга. Лукавая усмешка, мелькавшая у каждого из них на губах, выдала тайну.
Сыщик отошел в угол комнаты, нагнулся и поднял с пола какой-то предмет.
— Видел ты эту штучку? — спросил он, показывая выломанную из телефона пластинку слуховой трубки.
— Нет, — ответил Мак-Глусски, — зато я нашел другое.
С этими словами, он поднял с другого конца комнаты исковерканную диафрагму.
— Вот, что нашел я, — заявил он, — но не говорил об этом, желая испытать тебя.
— Так, так, — кивнул головою Ник. — Я тоже хотел провести тебя, но, кажется, эти попытки — напрасный труд… Да?
— Вполне согласен с тобой. Скажи мне только, чего хотел достичь этот субъект, ломая телефон?
— Не знаю, по крайней мере, пока, — последовал ответ.
— Я тоже не знаю, — развел руками инспектор. — Кажется, работа предстоит нелегкая и, кажется, что из нее ничего не выйдет.
— Без достаточно веской причины, вряд ли бы стали ломать аппарат, — высказал свои соображения сыщик.
— Это так, Ник. Но, согласись сам — от этого нам немногим легче.
— Пока, да, но я уверен, что мы раскроем тайну.
— «С надеждой, правда, жить светлей»… — продекламировал Мак-Глусски.
— «Но веры нет в душе моей»… — докончил Картер. — Это известно мне уже давно.
— «Мне сладость веры не дана»… — не унимался инспектор.
— «Надежда? Призрачна она»… — воодушевлялся сыщик. — Так-то так, дружище, но ты забыл окончание стихотворения:
«Без веры жить нам тяжело:
Сильней гнетет и давит зло
И лишь надежда, дар богов.
Освобождает от оков!»…
— Однако, довольно. К делу. Я сейчас посылаю Патси.
— Ты побудешь здесь, до прихода коронера? — осведомился Мак-Глусски. — Я с удовольствием остался бы, но не могу: должен отправляться в управление. Впрочем, все, что нужно, мы осмотрели.
