— Ты здесь! — прокричала она.
Джеймс отстранился, но руку не отпустил. От Ралли пахло амаретто, но пьяна она не была.
— Я-я здесь, — признался Джеймс.
— С Новым годом! — перевела дыхание Ралли. — Потанцуй со мной.
— Хмм. Я, хмм, не думаю…
— Ты танцуешь со мной. — Ралли впихнула Джеймса в беснующуюся толпу. Она вырвалась и, смеясь, наблюдала, как он пробирается среди тел, выталкивала обратно, когда он приближался к ней. Джеймс бился как мог, стараясь перенять настрой парней и девушек вокруг, стремясь остаться рядом с Ралли. Музыка играла в бешеном ритме до полуночи, когда внезапно ее прервала приятная мелодия. Будто сговорившись, скинхеды поклонились друг другу, как дебютанты или галантные кавалеры, и встали в пары. Ралли нашла Джеймса, сделала реверанс и взяла его за руки.
— Ух ты! — вырвалось у Джеймса.
— Это Долли Партон, — объяснила Ралли. — «Вот ты и вернулся». Чур я веду.
Джеймс путался в ногах, краснел. Музыка была чудесной. Блестки Ралли были уродливы.
«Это сумасшествие!» — думал Джеймс.
— Полпачки всегда ставит ее в полночь по пятницам, — сказала Ралли. — Это традиция «Минотавра».
Джеймс следовал за Ралли. Они вальсировали. Кругом были нары, мужчина с мужчиной, мужчина и женщина, две женщины — все они элегантно кружились. Неуклюжие движения исчезли. Некоторые были одни. На них была драная кожа и много пирсинга, но они подмигивали Джеймсу как новому собрату.
— Это невероятно, — прошептал Джеймс.
Ралли прислонилась к Джеймсу щекой. Она направляла его в танце.
— Это традиция, — ответила Ралли.
Джеймс танцевал. Он не спрашивал Ралли, где она была, не спрашивал о Патрике. Он танцевал и вдыхал аромат ее волос. Ему было приятно прижиматься к ее щеке. Симметричные выросты за ее ушами были так близко.
— Я все время думаю о тебе, — прошептал Джеймс.
— Уже полночь, — произнесла Ралли. — С Новым годом!
— Ты слышала? Я-я все время думаю о тебе.
Ралли наклонилась к Джеймсу, встретилась с ним взглядом.
— Тогда поцелуй меня, глупый. Песня почти закончилась.
Джеймс так и сделал. Отклонившись назад, он поцеловал Ралли. Это был хороший поцелуй — не блестящий, но хороший, — с прикосновением языков и сильным ударом передних зубов. Когда танец закончился, Джеймс стоял, красный от смущения, ожидая приговора.
— Ты… тоже думала обо мне? — спросил он.
Ралли взяла Джеймса за руку.
— Я хочу есть, — заявила она, — пойдем, съедим что-нибудь.
Ралли подтолкнула Джеймса в сторону пожарного выхода. Он смотрел на ее ковбойский наряд, на юбку, обтягивающую бедра. Однажды он видел ее обнаженной, но этот костюм был сексуальнее.
— Подожди, — настаивал Джеймс. — Так ты думала?
— Пойдем, пойдем. — Ралли вытолкнула Джеймса в дверь. — Нам нужно поесть.
Они шли по аллее, засыпанной снегом, и над головой у них мерцало звездное небо. Джеймс вспомнил о плаще, который остался в «Минотавре». Дверь за ними захлопнулась.
— Господи, — произнес он, — здесь холодно.
— Я умираю от голода, — пожаловалась Ралли.
Они стояли и смотрели друг на друга. От тел поднимался пар.
— Готова поспорить, что ты любишь пепперони, — сказала Ралли.
— Я без ума от тебя, — признался Джеймс.
Ралли переступила с ноги на ногу, скрестила руки.
— Ты меня даже не знаешь.
«Я сказал это, — подумал Джеймс. — Я стою здесь. И я сказал это».
— Я люблю пепперони, — произнес он.
Ралли обняла его и поцеловала во второй раз.
Иногда все происходит именно так. Город приложил к этому руку, позволил двум людям влюбиться так, как Ралли и Джеймс. Они сходили за пиццей, а потом остановили такси, чтобы прокатиться по острову. В честь Нового года водитель предложил им ЛСД, но они отказались. Они уселись на заднее сиденье, счастливые, потому что были вместе, нежно целовались и почти не разговаривали. В три часа утра они были в квартире Ралли в Сохо, медленно готовясь полностью познать друг друга. Они ласкали, дразнили, улыбались, приближаясь к развязке. Они наслаждались и довели друг друга до оргазма. Ралли спела Джеймсу песню из своего детства. На рассвете они стояли у окна, завернутые в одеяла, наблюдая за восходом солнца.
Последовала изумительная неделя, когда Джеймс и Ралли почти не разлучались. Джеймс взял отпуск на неделю, а Ралли отложила свои дела. Они сражались в постели до полудня. Потом садились на поезд и ехали на Кони-айленд, где гуляли по хрустящему под ногами песку. Джеймс пригласил Ралли во «Флэт Майклз», где она не была, а она познакомила его с восхитительными гамбургерами в бистро на углу. Они держались за руки на «Анжелике», посмотрели две пьесы, экспериментировали с дамским бельем, спали до десяти. Они были влюблены, и после полуночи в четверг, в их шестую ночь, Джеймс сел на пол в ванной Ралли, шепча о своем счастье. Ралли спала, и Джеймс провел в ванной с выключенным светом около получаса. Он скучал по Отису, скучал по той части себя, которая беспристрастно оценивала его переживания, но в нем появилось что-то новое, неотвратимое. Запах кожи Ралли наполнял его легкие, а ее голос он готов был слушать бесконечно. Моррис, Миннесота, Анамария и его собственная непримечательная жизнь исчезли в мгновение ока, и остались только руки, бедра и грудь Ралли. Когда они гуляли по Сохо, держась за руки, Джеймс вглядывался в глаза прохожих, пытаясь понять, правда ли они с Ралли осязаемы или счастье сделало их невидимыми. Они спорили только о том, какие фильмы смотреть, по каким улицам гулять и куда они поедут путешествовать.
