Но, как ни странно, более всего достойного джентльмена напугал небольшой отрывок из старинного сочинения. На массивном полированном столе лежал сильно потрепанный экземпляр книги Бореллия, на полях и между строк которого виднелись загадочные надписи, сделанные рукой Карвена. Том открыли почти на середине, один параграф был подчеркнут такими жирными неровными линиями, что гость не удержался и прочел это место в сочинении знаменитого мистика. Содержание ли выделенных предложений, или линии, проведенные пером с такой силой, что почти прорвали бумагу — трудно сказать, что именно так подействовало на посетителя, однако его охватил необъяснимый ужас. Он помнил отрывок до конца жизни, записал по памяти в дневнике и однажды пытался процитировать своему близкому другу доктору Чекли, но не дошел до конца, увидев, как потрясен жизнерадостный ректор. Там говорилось: «Главные Соки и Соли (сиречь Зола) Животных таким Способом приготовляемы и сохраняемы быть могут, что Мужу Знающему по силам собрать в Доме своем весь Ноев Ковчег, вызвав к жизни из праха форму любого Животного по Желанию своему; подобным же Методом из основных Солей, содержащихся в человеческом прахе, Ученый Философ способен, не прибегая к запретной Некромантии, воссоздать тело любого Усопшего из Предков наших, где бы сие тело погребено ни было».
Однако самые зловещие слухи о Джозефе Карвене распространялись возле доков, расположенных вдоль южной части Таун-стрит. Моряки — суеверный народ, и просоленные морские волки, из которых состояли команды шлюпов, перевозивших ром, рабов и патоку, речных каперов и больших бригов, принадлежавших Браунам, Кроуфордам и Тиллингестам, осеняли себя крестным знамением и складывали пальцы крестом, когда видели, как худощавый, обманчиво молодой, желтоволосый Джозеф Карвен, слегка сгорбившись, заходил в принадлежавший ему склад на Дублон-стрит или разговаривал с капитаном и суперкарго у длинного причала, где беспокойно покачивались его корабли. Даже служащие и капитаны, работавшие на Карвена, боялись и ненавидели хозяина, а всех матросов набирали из сброда смешанных кровей с Мартиники, острова св. Евстахия, из Гаваны или Порт-Ройяла. По правде говоря, именно то обстоятельство, что команда Карвена так часто менялась, стало основной причиной суеверного страха, который моряки испытывали к таинственному старцу. Получив разрешение сойти на берег, его люди рассеивалась по городу; некоторых, по всей вероятности, посылали с разными поручениями. Но когда они вновь собирались на палубе, можно было побиться об заклад, что нескольких обязательно недосчитаются. Такие поручения в основном касались фермы на Потуксет-Роуд; ни одного из матросов, отправленных туда, больше не видели. Все это понимали, и со временем Карвен начал испытывать серъезные проблемы с набором своей разношерстной команды. Послушав разговоры в гавани Провиденса, почти всегда несколько человек сразу же дезертировали, и заменить их новыми людьми, завербованными в Вест-Индии, стало для купца очень трудно.
К 1760 году Джозеф Карвен фактически превратился в изгоя: с ним никто не хотел знаться, ибо его подозревали в связи с дьяволом и во всевозможных злодействах, казавшихся обывателям еще более чудовищными из-за того, что никто не мог сказать внятно, в чем они заключаются, или даже привести хоть одно доказательство того, что эти ужасы действительно происходят. Возможно, последней каплей стало дело о пропавших в 1758 году солдатах: в марте и апреле два королевских полка, направлявшиеся в Новую Францию, были расквартированы в городе и в итоге непонятным образом поредели в гораздо большей степени, чем обычно бывает из-за дезертирства. Ходили слухи, что Карвена часто видели беседующим с облаченными в красные мундиры парнями; и поскольку многие из них потом бесследно исчезли, снова вспомнились странные пропажи моряков. Трудно сказать, что случилось бы, останься полки в городе на более длительный срок.
Тем временем благосостояние Карвена все росло и росло. Он фактически монопольно торговал селитрой, черным перцем, корицей и с легкостью превзошел другие торговые дома, за исключением Браунов, в импорте медной утвари, индиго, хлопка, шерсти, соли, такелажа, железа, бумаги и различных английских товаров. Такие купцы, как Джеймс Грин из Чипсайда, на лавке которого красовался слон, Расселы, торговавшие напротив Большого Моста под вывеской «Золотой орел», или Кларк и Найтингейл, владельцы харчевни «Рыба на сковородке», почти полностью зависели от него, ибо Карвен владел большей частью их недвижимости; а договоры с местными виноделами, коневодами и маслоделами из племени наррагансетт, а также с мастерами, отливавшими свечи в Ньюпорте, превратили его в одного из наиболее крупных экспортеров колонии.
